Лето без тебя – не лето

Скоро родители уехали: отцы в отутюженных брюках и рубашках, мамы в легких летних платьях. В такой одежде папа не так уж сильно отличался от мистера Фишера. Он обнял меня на прощание и сказал, что можно будет посидеть на веранде и посмотреть на падающие звезды, если я еще не усну к их возвращению. Мама сказала, что, скорее всего, они вернутся слишком поздно, но папа только подмигнул.

Выходя из дома, он прошептал что-то маме на ухо, и она прикрыла рот ладонью и рассмеялась низким хриплым голосом. Интересно, что он ей сказал?

Это одно из моих последних воспоминаний, когда они были счастливы. Как жаль, что тогда я это так мало ценила.

Отношения моих родителей всегда были ровными, они были самыми скучными родителями в мире. Они никогда не ссорились. Родители Тейлор вздорили постоянно. Я, бывало, оставалась у нее на ночевку, и мистер Джуэл поздно возвращался домой, а ее мама выходила из себя, громко топала по кухне в своих тапочках и гремела кастрюлями. И, если мы с Тейлор сидели за обеденным столом, я опускалась все ниже и ниже на стуле, а она трещала и трещала о каких-нибудь глупостях. Например, надевает ли Вероника Джерард одну и ту же пару носков два дня подряд в спортзал или стоит ли нам на первом курсе колледжа вызваться носить воду для запасных игроков футбольной команды.

Когда родители Тейлор развелись, я спросила, не стало ли ей легче, хотя бы немножко. Она ответила, нет. Сказала, хотя они все время собачились, они, по крайней мере, оставались семьей.

– Твои родители даже никогда не ругались, – упрекнула она, не скрывая презрения в голосе.

Я знаю, что она имела в виду. Меня мучил тот же вопрос. Разве могут два когда-то страстно любивших друг друга человека никогда не ссориться? Неужели они друг другу так безразличны, что и драться не из-за чего, драться не только друг с другом, но и за свой брак? Они вообще когда-нибудь друг друга любили? Мама когда-нибудь чувствовала себя рядом с папой так же, как я чувствовала себя рядом с Конрадом – живой, безумной, пьяной от нежности? Эти вопросы неотступно мучали меня.

Я не хотела совершить те же ошибки, что и мои родители. Я не хотела, чтобы моя любовь побледнела со временем, как застарелый шрам. Я хотела, чтобы она не угасала никогда.

Глава 29

Когда я наконец спустилась, на улице уже стемнело, а Джереми вернулся. Они с Конрадом сидели на диване и смотрели телевизор, будто и не ссорились. С мальчишками, наверное, всегда так. Когда бы ни повздорили мы с Тейлор, мы дуемся друг на друга не меньше недели и неизменно делим друзей.

– На чьей ты стороне? – допытываемся мы у Кейти или Марси.

Мы выкрикиваем в адрес друг друга такие гадости, которые затем не возьмешь обратно, а потом ревем друг у друга на плече и миримся. Но я почему-то сомневалась, что Конрад с Джереми лили слезы и мирились, пока я торчала наверху.

А я, интересно, тоже прощена за то, что хранила секрет от Джереми, за то, что не встала ни на чью сторону – особенно на его? Потому что, да, мы приехали сюда партнерами, командой, и, когда он больше всего во мне нуждался, я его подвела.

Я несколько мгновений постояла на лестнице, раздумывая, подойти или нет, но Джереми посмотрел мне в глаза, и я поняла, что да. В смысле, прощена. Он искренне улыбнулся мне, во весь рот, а искренняя улыбка Джереми может растопить мороженое. Я с благодарностью улыбнулась в ответ.

– А я как раз собирался за тобой сходить, – сказал он. – У нас вечеринка.

На кофейном столике лежала коробка из пиццерии.

– Вечер пиццы? – спросила я.

Сюзанна то и дело устраивала нам, детям, вечеринки с пиццей. Мы никогда не заказывали просто «пиццу на ужин». Вечер с пиццей всегда превращался в вечеринку. Только в этот раз еще и с пивом. И текилой. Вот, значит, и все. Наш последний вечер. Без Стивена он почему-то не казался настоящим. Будь мы снова вчетвером, тогда бы все было правильно.

– Я в центре встретил ребят. Они приедут попозже, привезут бочонок.

– Бочонок? – недоуменно повторила я.

– Да. Бочку, ну, знаешь, пива?

– А, да. Бочку.

Я села на пол и открыла коробку с пиццей. Внутри сиротливо лежал всего один кусочек, и тот крошечный.

– Ребят, ну вы и свиньи, – проворчала я, засовывая его в рот.

– Ой, прости, – смутился Джереми.

Он сходил на кухню и принес оттуда три стаканчика, один из которых он удерживал в сгибе локтя. Этот стаканчик он передал мне. Еще один отдал Конраду.

– Выпьем! – провозгласил он.

Я с опаской понюхала светло-коричневую жидкость, в которой плавала долька лайма.

– Какой сильный запах.

– Так это же текила, – нараспев произнес Джереми и поднял стаканчик в воздух. – За последнюю ночь!

– За последнюю ночь! – повторили мы.

Мальчишки выпили залпом. Я пригубила из своего стаканчика. Не так уж плохо. Я еще никогда не пробовала текилу.

– А это вкусно, – призналась я, быстро допив остаток. – И совсем не крепко.

Джереми хохотнул.

– Потому что в твоей порции девяносто пять процентов воды.

Конрад тоже рассмеялся, а я сердито на них уставилась.

– Нечестно, – запротестовала я. – Я хочу то же, что у вас.