Лето длиной в полчаса

Лёшка еще немного поизучал картину, сидя на корточках, а потом поднялся и отошёл на пару шагов. Теперь Артём видел его лицо: удовлетворённое и немного брезгливое, словно он правильно угадал возраст молодящейся бабы, которую чуть было не трахнул по ошибке.

– Ты в курсе, что это, скорее всего, позднейшая копия? – спросил Лёшка, оборачиваясь к Артёму. Увидел его лицо и кивнул: – Разумеется, ты в курсе.

– Охра? – не удержался Артём. Как и любому специалисту, ему была интересна техника фокуса.

– Точно. В шестнадцатом веке не было такого насыщенного красного цвета. Он, конечно, сильно потускнел за двести лет, но всё равно выглядит слишком ярко. Фламандцы использовали киноварь и разводили её желтком, а тут совсем другая техника. – Лёшка склонил голову набок и еще раз полюбовался картиной. – Грамотный, зараза. Наверняка писал под личный заказ. В восемнадцатом веке мода на голландцев во Франции начала стремительно набирать обороты, отсюда обширный рынок подделок. Я бы посоветовал на всякий пожарный сделать анализ краски и холста…

– Спасибо, я уже догадался, – перебил Артём. После того как Лёшка объяснил суть фокуса, до которого он додумался раньше, интерес к профессиональному разговору пропал.

Лёшка затоптался на месте. Если бы Артём не знал его много лет, он бы сказал себе, что этот человек испытывает смущение. Зная Данча, он сказал себе, что этот человек, как обычно, притворяется смущённым.

– Можно присесть?

Артём указал на свободное кресло. Данч сел, предварительно незаметно удостоверившись, что капель свежей краски на сиденье нет. Естественно. Костюмчик небось из фирменного магазинчика.

– Тёма, я давно хотел перед тобой извиниться.

– Заткнись, – перебил Артём. – Ленку обсуждать не буду.

– При чем тут Ленка? – не понял Данч. – Я о серьёзных вещах, а ты про Ленку… – Тут же спохватился и прижал руки к груди. – Прости, лажанулся. Ты же знаешь, для меня женщины не суть важны. Для меня важно Дело.

Последнее слово Лёшка произнёс, понизив голос и с придыханием. Не врёт, сука, вон, даже в лице изменился. Ещё бы. Дело позволяет Данчу вести привычный образ жизни, отдыхать на Сейшелах, посещать хорошего стоматолога и носить очень дорогие тряпки. А также водить баб, которые не суть важны, в пафосные ночные клубы по пятницам, чтобы затариться тёлкой на выходные. Насколько Артём знал, Лёшка ни с одной женщиной не поддерживал отношений дольше полугода. А насколько догадывался – Данч тщательно предохранялся, чтобы не дать судье на гражданском процессе установить размер нешуточных алиментов. Не Беккеры, чай, дураков нет.

– Никаких дел с тобой я иметь не желаю.

На лице Лёшки отразилось искреннее огорчение.

– Почему? Я понимаю, ты на меня зол, но та история давно в прошлом! Между нами, мальчиками, я имел виды вовсе не на Ленку! Я хотел, чтобы она уговорила тебя войти в «Антанту Кордиале»![37] Клянусь, даже удовольствия особого не ощутил!

Артём не выдержал и тихо засмеялся. Всё-таки Данч на редкость обаятельная скотина. Вот так взять и признаться мужу, что трахнул его жену ради делового интереса. И даже особого удовольствия, гад, не ощутил!

– Уж ты извини нас за доставленные неудобства, – сказал Артём, отсмеявшись.

Данч в отчаянии всплеснул руками.

– Чёрт, ну что за день такой! Несу всякую херню с утра пораньше! Тёма, давай помиримся.

– А я с тобой и не ссорился.

– Значит, мир-дружба?

– Значит, будем здороваться на людях, – поправил Артём. – И домой ко мне больше не шастай. У тебя духи вонючие, полотна этого не любят, сам знаешь.

Лёшка понурился. Посидел, разглядывая красивые ухоженные руки со свежим маникюром, и вздохнул.

– Ну, бог тебе судья. Тогда поговорим о другом. – Тут Лёшка поднял голову и прицелился в Артёма колючим неулыбчивым взглядом. – Позавчера мне предложили купить одну краденую вещь.

Он замолчал. Артём стал терять терпение. Чего хочет от него настырный визитёр? Чтобы Артём потряс мошну у своих небедных клиентов и пристроил вещицу за нехилые проценты? Не может Лёшка не понимать, что этого никогда не будет.

– Я-то здесь при чём? Покупай! Насколько я знаю, подобные мелочи тебя никогда не смущали!

– Это перстень с голубым бриллиантом из коллекции Евдокии Львовны, – сказал Данч, не сводя с Артёма голубых глаз-льдинок.

Вот тут Артём по-настоящему обалдел. Даже не обалдел – испугался. Убийство генеральши Токмаковой десять лет назад поставило на уши весь столичный бомонд и все остатки вменяемой профессиональной милиции. Главным подозревамым был, разумеется, он сам – наглый нищеброд, понаехавший в столицу из какого-то российского Зажопинска. Следствие длилось целый год, и именно тогда Артём обнаружил у себя на голове первую седую поросль.

– Ты уверен, что это кольцо Евдокии Львовны?

Вместо ответа Данч запустил руку во внутренний карман пиджака и с кривой усмешкой достал оттуда перстень белого золота, в центре которого переливался нестерпимым голубым светом хрустально-ясный камень. Артём протянул ладонь. Данч опустил кольцо ему на руку.