Лето длиною в ночь

– Я всё думаю – может помочь ему как-то можно было, греку-то, жизнь ему спасти? Да только испугался я, обратно захотел. Какой я после этого морской офицер?! Эх, был бы у меня автомат, я б их!..

– Хорошо, что автомата не было, – вздохнула Луша. – Знаешь, любой бы на твоём месте испугался. Ты попал в Историю случайно, и совсем не был готов встретиться с нею лицом к лицу. Она не всегда такая добрая, какой была к тебе в первый раз… И вообще, не нам менять прошлое. Как вышло у наших предков, так уж вышло. Мы за прошлое не в ответе, мы же из другого времени. Мы с тобой – в ответе за будущее!

– Не грусти. Ты пока и не офицер никакой. Но – будешь, – уверенно добавила она.

И они зашагали дальше.

Сияли вывески. Мимо текли два потока автомобильных огней – белый навстречу, красный – прочь, в гудящую моторами бесконечность Невского проспекта.

Луша вдруг замедлила шаг. Остановилась, глядя на Глеба с таким видом, будто хотела что-то спросить, но не могла сразу решиться.

Он удивлённо замер, развернулся к ней лицом. На золотых пуговицах его шинели прыгали, дрожали красные отсветы.

– О чём ты думаешь, когда обратно возвращаешься, что себе представляешь? Училище? Комнату на Васильевском? Итальянскую?

– Не, – он кашлянул смущённо, отвёл в сторону глаза. – Я… ну, я про Тоню обычно думал.

Луша понимающе улыбнулась. Тоня – она такая. К ней откуда угодно можно вернуться.

А Глеб – кой-о-чём умолчал. Слукавил немного. В этот раз перед возвращением он думал не только про Тоню…

Луша и Глеб свернули налево, потом – направо. Неоновые вывески кончились. Они шли по булыжникам пустынной Итальянской в сторону Фонтанки, и Луша цеплялась за рукав его шинели.

Глеб ещё ни разу не ходил по улице вот так, за руку с ровесницей-девчонкой, и вроде пока и не собирался. Но теперь он сам обязательно взял бы Лушу за руку, если бы у него хоть одна рука была свободна… Ведь им во что бы то ни стало нужно держаться вместе.

По крайней мере теперь. Когда всё так запуталось, не стоило терять друг друга из виду ни на минуту.

* * *

Тренькнул кодовый замок. Луша с усилием придержала тяжёлые, свежеокрашенные в чёрный металлические ворота, пропуская Глеба. Рублёв, двумя руками прижимая икону к животу, шагнул под зарешёченную арку. Ворота с лязгом затворились, звуки их торопливых шагов по мощёному двору-колодцу взлетели к верхним этажам под самую крышу.

Пока Луша вновь набирала код у подъезда – особо не задумываясь, просто нажимая стёртые, отполированные кнопки, что сильнее всего блестели под забрызганным извёсткой фонарём, – Глеб, аккуратно приставив край массивной иконной доски на носок чёрного форменного ботинка, ждал, задрал голову к небу.

Молчаливые осенние звёзды сияли, заговорщически подмигивали им сверху, из загустевшей синевы.

На лестнице по-прежнему пахло ремонтом. Ребята протиснулись мимо уставленных вёдрами, заляпанных извёсткой дощатых козел, и остановились на тускло освещённой площадке возле лифта.

Луша с сомнением посмотрела на Глеба, который в очередной раз перехватил свою довольно увесистую ношу поудобнее, и теперь стоял, прижимая икону к животу, упираясь в верхний край подбородком.

– Надо, чтоб Тоня ничего не заподозрила, – нахмурясь, сказала она. – Только как это сделать?