Лето длиною в ночь

Помедлив немного, Луша отдала номерок сморщенной сутулой гардеробщице. Рассеянно натянула куртку и села на лавку, обняв обеими руками чёрную нахимовскую шинель. Долго сидела так, вполоборота к окну, вдыхая исходящий от шинели запах мокрой шерсти и тоскливо уставившись в слякотное осеннее небо.

На улице было ветрено и пасмурно. Уныло качали голыми ветвями огромные чёрные липы Михайловского сада. Ребёнок в ярком комбинезончике, спотыкаясь, тянул за собой едва поспевавшую бабушку в старомодной фетровой шляпке и коротких ботиках. А может — няньку. Наконец, вырвал свою ручонку из нянькиной руки и тут же упал. Скривил покрасневшее личико, заплакал…

Луша сочувственно вздохнула, отвернулась, бросила взгляд на часы.

Руся с Тоней уже полчаса как уехали. Глеба по-прежнему не было.

И Луша, наконец, решилась.

Луша знает, что делать

Она сунула шинель гардеробщице и тут же выскочила из зеркального зала раздевалки в коридор, не имея ни малейшего желания выслушивать ворчливое: «Вот молодёжь: хотят забирают, хотят — снова сдают, — а ноги-то не казённые!»

Два форменных музейных бэйджика раздражённо блеснули ей во след.

Луша пихнула номерок в карман, рванула вверх вечно заедающую молнию. Оглянулась. В узком коридоре посетителей не было. Музейных сотрудников, к счастью, тоже.

Вечно некоторым взрослым кажется, что они лучше других всё понимают! Забрала — сдала… До всего есть дело! Что ей теперь, таскаться по времени с нахимовской шинелью в обнимку?

Луша, встав спиной к стенке, сжала в кулаки влажные от волнения пальцы.

Когда ныряешь в прошлое, нужно, чтоб руки были свободны. Но гардеробщицам это было бы объяснить трудно. Да, пожалуй, и ни к чему.

* * *

Она закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Провела холодными ладонями по лицу, словно смывая, стирая всё несущественное.

Нужно отчётливо представить себе того, за кем следуешь… Ей это было несложно. Глеб тут же будто встал рядом — но не во фланке, а в небрежно накинутой шинели и шапке, лихо сдвинутой на затылок… — как на той фотографии в Тонином телефоне, на которой она увидела его первый раз. Да, хохочет, ямочки на щеках… И шапка набекрень…

Она почувствовала как сильно бьётся сердце — и вовсе не от опасения сделать всё не так как нужно, — а от радостного, уверенного предвкушения встречи.

Сдерживая лёгкую предполётную дрожь, она сделала глубокий вдох. Шагнула вперёд, задрав подбородок и раскинув руки. Внутри всё замерло, потом сердце словно оборвалось, и она ухнула как с высокого обрыва вниз, опускаясь всё глубже, глубже, глубже…

* * *

Вышедшая в коридор сухонькая старушка-гардеробщица подозрительно осмотрелась, принюхалась. Так и не дойдя до служебного туалета, куда направлялась, поспешила обратно — доложить коллегам последние новости музейного мира.

Коллеги принялись оживлённо обсуждать и комментировать происшествие.

— Запах-то какой!

— Духи кто-то пролил, не иначе!

— По мне, так огурцами пахнет…

— Озон, это озон! Помяните моё слово…

* * *

Ныряла она почти вслепую. Куда направляется, в какой год, в какую точку на карте?.. На эти вопросы у неё не было ответа. Он ныряла вслед за Глебом — он был её целью, его она должна была найти среди пространств и веков.

Луша, в общем, уже умела идти «паровозиком», когда летишь в прошлое бездумно, интуитивно, просто идёшь, говоря морским языком, в чьём-то фарватере. Двигаешься за впереди идущим и мысленно держишь с ним связь, и вот и всё. Они тренировали это летом, с Г.А., — тогда у неё всё получалось прекрасно.

Впрочем, больше всего они там занимались точным, мгновенным возвращением — «добивались автоматизма». Г.А. их просто загонял, приговаривая: «Спортсмены прежде всего учатся правильно падать, а хронодайверы — учатся точно возвращаться!»

А «паровозик»?.. Ну что «паровозик»… Настоящий, классический «паровозик» — для них с Руськой пройденный этап. У близнецов, даже если они следуют друг за другом через большой интервал, этот финт хорошо получается.

«Такое возможно не только с братом, а просто с близким человеком. Вполне достаточно крепкой дружбы, или лёгкой влюблённости…», — сказал тогда Г.А., и хитро так посмотрел на неё из-под очков-половинок…

Но одно дело нырять сразу, след в след. А тут… Едва ли не час прошёл, как пропал Глеб.

Однако нужно было попытаться. Сидеть и тупо ждать она больше просто не в силах!

* * *

…Хмурый ноябрьский день 21 века отодвинулся в далёкое будущее. Растворились, подёрнулись пеленой обрызганные дождём камни мостовой, и сплетения мокрых чёрных веток, и сумрачный Михайловский замок, и редкие дребезжащие трамваи. И жующие бутерброды ворчливые гардеробщицы… И бронзовый чижик-пыжик, в которого ей вчера так и не удалось попасть монеткой, как ни старалась…

Распространив сильный запах летней грозы, она покинула бледный туманный город, неожиданно опустевший и помрачневший без него . Без сероглазого молчаливого мальчишки в синей нахимовской фланке.

* * *