Лето, хлопья, баскетбол!

– Вот мне интересно, почему Джереми Блейк – ну, знаешь, тот мачо-баскетболист, известный хулиган и лучший друг твоего брата – проводит большую перемену, не обращая внимания на губы Ким Паттерсон. Которые сегодня особенно пухлые. Черт возьми, надо спросить, чем она пользуется. – Джесс вновь посмотрела мне в глаза. – В общем, последние полчаса он пялится на твой затылок и отмахивается от всех, кто пытается с ним заговорить. И я хочу знать почему.

Разумеется, я знала почему. Но вместо того чтобы ответить, запихнула в рот огромный кусок и начала медленно жевать, с трудом пытаясь держать рот закрытым.

Я забила на то, что Джереми сел в двух столиках от нас, когда Джесс утащила меня за этот, и не поддалась порыву обернуться и посмотреть на него. Так мне стало бы еще хуже, чем сейчас.

Как хорошо, что мои густые каштановые волосы защищали меня – хотя бы в психологическом смысле! Я пригладила их от корней до неподстриженных кончиков.

– Они расстались какое-то время назад, – пояснила я, прежде чем откусить еще. – Ким Паттерсон милая, терпеливая и добрая, но слишком приставучая и ветреная для Джереми.

Джесс сузила глаза, но плечи ее чуть-чуть расслабились, а значит, интерес перевесил агрессию.

– Да?

В моей памяти всплыло, как Джереми рассказывал о своих отношениях с ней так же, как объяснял все подряд, – небрежно, но откровенно. Я уже наслушалась парней в школе, когда они хвастались, с какими девочками встречались и как их бросали, – они рассказывали это даже тем, к кому испытывали интерес, просто из какой-то мачистской привычки. Но не Джереми. Его способность быть честным без капли бессердечия была восхитительна. И если уж говорить откровенно, это была одна из моих любимых черт в нем.

Несмотря ни на что, я улыбнулась, вспоминая, как его пальцы играли с моими, пока на кухне витали запахи завтрака и свежеиспеченного печенья.

– Он сказал, что это один из тех случаев, когда люди просто не подходят друг другу. – Воспоминание об этих словах как будто осталось за тысячу километров отсюда.

– И когда же он это сказал? – как бы невзначай спросила Джесс.

Я замолчала, внезапно потеряв аппетит.

– Этим летом, – ответила я.

И захлопнула рот, мягко напоминая себе, что если скажу слишком много разом, то все это выплеснется наружу – вместе со слезами. Я встала, отодвигая остатки обеда, и медленно пересела дальше по скамье.

Джесс взглянула на меня, потом на Джереми, и снова на меня.

– Так вы что же…

– Разговаривали.

– Разговаривали, – медленно повторила Джесс. – С каких пор ты разговариваешь с Джереми Блейком на такие темы?

Я сглотнула, проклиная себя за то, что не рассказала ей обо всем в сообщении или не позвонила, когда она приземлилась вчера вечером.

Зазвонил звонок – бесячие, высокие, резкие звуки, длившиеся слишком долго. Мой новый любимый звук.

Я подскочила и стащила с подноса Джесс морковку, пока ее не постигла кончина в мусорном ведре. Джесс перевесила сумочку на бедро и стала рыться в ней в поисках пудреницы, чтобы проверить помаду, нанесенную с утра. Она никогда не верила моим словам о том, что отлично выглядит, – мол, мнению о «естественной красоте» не место в беседе о топовой косметике.

Я медленно шла, не сводя глаз с Джесс, которая проверяла в распечатанном расписании, где будет следующий урок. Остальные хлынули прочь из столовой. Я потеряла Джереми. Так легче не думать о нем и о том, где он сейчас, хоть одну секунду, но облегчение контрастировало с нервозностью и надеждой, что он появится рядом и возьмет меня за руку.

– Послушай, Анна, ты расскажешь мне, что происходит, – сказала Джесс, хватая меня за локоть и ускоряя шаг. – Но мне надо валить на цокольный этаж на тригонометрию.

Я только кивнула и пошла на следующий урок.

– Это еще не конец, – крикнула Джесс из-за угла.

Отчасти я надеялась, что она права.

2 Лето

Светя телефоном, я осторожно перешагивала через пустые стаканы и спящие тела друзей моего брата.

В гостиной разило пивом, потом и плохими решениями, и я старалась вдыхать все это поменьше.

Я прокладывала путь к термостату, в восьмисотый раз задаваясь вопросом, зачем тот, кто строил этот дом, установил штуку, контролирующую комфорт его обитателей, у черного хода, а не в каком-нибудь удобном месте – возле моей кровати, например.

Мы с Кори договорились, что кондиционер будет включен. В конце концов, стоял июнь, а мой братец собирался приютить больше тридцати человек, часами выделывающихся и пытающихся перепить друг друга в нашей гостиной.

Снаружи было плюс двадцать шесть, но даже при этом плюс двенадцать на термостате – это нелепо и очень дорого. Наверняка Кори выставил эту температуру, как только я ушла. У родителей будет куча вопросов, когда придет счет, но самое важное – мне было холодно спать.