Читаем Лето летающих полностью

После долгих колебаний я отправился в бакалейную лавку А. А. Волкова, у которого мама все покупала для дома. Колебания заключались в том, что не все было доделано. Я должен был подать продавцу завернутую в бумагу деревянную фигурку и сказать: "Мама просила взвесить". Но если бы продавец вдруг спросил: "Зачем взвесить?" - или, еще хуже, развернул бы бумагу, то ни сказать, ни объяснить я ничего не мог: мы с Костей это не придумали.

И вот, как бы с уроком, выученным только наполовину, я пошел в лавку.

На дверях подобных лавок всегда висели так называемые "подвывески" в форме овалов, в отличие от вывески, которая была наверху, над дверью. На одном овале с неизбежным постоянством значилось: "Мыло, свечи, керосин". На другом: "Чай, сахар, кофе". Это было написано, торговала же лавка положительно всем - от шоколадных окаменевших конфет (тогда называвшихся "конфектами") до конской сбруи.

Но случилось ни то ни другое. Продавец, взвесил, не спрашивая и не разворачивая, однако когда я брал обратно капитана - от волнения, что ли, - я уронил его в ящик с черносливом, стоявший сбоку прилавка. Все бы ничего, если бы продавец это видел, но он в это время отвернулся к полкам и чего-то там переставлял. Как быть? Лезть в ящик с черносливом - еще что подумают. И продавец подумает, и сам толстый "А. А. Волков", что стоял за конторкой.

- Дяденька! - жалобно сказал я. - Тут это упало... Уронил. Можно взять?

Продавец отошел от полки и заглянул в ящик, где поверх вкусных, сладких черно-блестящих крупных ягод лежал сверточек в бумаге.

- Ну, бери, - сказал он, не понимая, почему я спрашиваю.

Я взял капитана и вышел из лавки. И уж не знаю как, но под боком Стаканчика оказались прижатыми две черносливинки. Это, наверно, братья-разбойники за время плена капитана научили его таким некрасивым манерам. Как бы там ни было, но один чернослив я оставил Костьке и передал ему вместе с записанными на бумажке золотниками - весом Стаканчика.

* * *

Мы высчитали, сколько нужно квадратных дюймов змея, чтобы поднять в воздух один золотник груза. Это было замечательно. Мы даже привскочили. Будь это задачка по арифметике, которую нам задавали зимой в реальном училище, мы бы, конечно, не обрадовались, но здесь все было другое, живое: сейчас вот узнали, сколько надо квадратных дюймов для полета одного золотника, а вот сейчас, вот сию минуту узнаем - сколько для полета одного человека. Да, да, настоящего человека! Меня или Константина.

Но тут получилась осечка: мы не знали нашего веса. Да не только нашего - вообще веса человека. Можно было бы спросить Ивана Никаноровича или моего отца, но они ушли на работу. Узнавать же у наших мам... Нет, тут все же нужен был серьезный расчет: человек ведь полетит, а не кукла, не Стаканчик.

Константин вдруг вскочил:

- Пошли!

- Куда?

- Пошли!

После прохладной комнаты - жара на Николо-Завальской улице. Каменные плиты тротуара так нагреты, что и через подметку сандалий чувствуются. В конце улицы старая, но недавно побеленная церковь ярко сияет на солнце. За ней, на высоте золотого креста, вьется белый узкий змей, а чуть выше большой темно-красный. Пока мы бежим, я вижу, как от восходящих воздушных токов нагретого купола темный змей дрожит, меняет очертания, словно это не он сам, а только его отражение в воде.

Мы огибаем трактир Лукьянова, церковь уходит вправо, сворачиваем на Воронежскую и бежим до пересечения с Посольской. Костька хватает меня за руку и останавливает около высокой, кругло-толстой (такой толстой, что за ней человека не видно) афишной тумбы.

Мы обегаем ее, и вот крупные черные буквы:

ЦИРК. ЧЕМПИОНАТ ФРАНЦУЗСКОЙ БОРЬБЫ.

Афиша эта не новая, оставшаяся от весны, но так как летом в Т-е зрелища закрывались, то афиша осталась незаклеенной.

В середине пожелтевшего листа - две жирно-черные картинки-силуэта. На одной коренастый борец, выставив перед другим борцом ногу, старается его повалить. Нам известно, что это такое: до появления в Т-е "чемпионата французской борьбы" это называлось по-простому подножкой, но у борцов это "тур де-анш", что значит "через бедро". На нижней картинке еще интереснее, тут даже страшно: человеку как бы отрывают голову. В самом деле, один борец, плотно стоя на ковре, обернулся к другому спиной и так ловко и сильно захватил и рванул его голову, что тот взвился в воздух и сейчас, перелетев через нижнего борца, плюхнется лопатками на ковер. Это знаменитый "тур де-тет" ("через голову"), любимый болельщиками.

Но Костя показывает не на картинки, а на полуаршинные буквы:

...чемпион мира ВАХТУРОВ (8 пудов)

С чемпионом Европы ЛУРИХОМ (7 пудов).

Вторая пара - решительная схватка до

результата: ЧЕРНАЯ МАСКА (6 пудов)

чемпион мира ПЕТР КРЫЛОВ (6 пудов)...

Нет, это не то - слишком много! Слишком большие люди. Мы же помним их.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза