Лето любви и смерти

– Послушай, Нинка. Сын моей знакомой служит в милиции, но недавно еще был частным сыщиком, шпионил за неверными муженьками и женами. Что тебе и требуется. Если хочешь, сегодня же с ней переговорю.

– Ох, нагляделась я на ментов… Ну ладно, согласна. Ты славная, Натка, – в круглых серо-голубых глазенках появляется редкая для Нинки теплота. – Что бы я без тебя делала?

– То же самое, что без меня. Можешь не сомневаться.

Как будто подтверждая мои слова, по стеклам дробно барабанят капли начинающегося дождя.

К вечеру небо над городом обретает необыкновенную прелесть: акварельные дымчато-опаловые тучи, сквозь которые нежно просвечивает синева. Под этим небом плавно перемещаюсь из антикварного безмолвия салона в стерильную тишину городской библиотеки.

Имя у библиотекарши редкое – Васса. Ей под шестьдесят. В отличие от героини Горького, в ней ни грамма железа: невысокая, в мешковатой одежде серых и коричневых тонов, она напоминает больную мышку. На дрябловатом унылом лице небольшие темные глазки. Волосы выкрашены в цвет воронова крыла, на подбородке редкие седые волоски. В молодости от Вассы ушел муж. Видимо, это событие сильно ее подкосило – она до сих пор не замужем и, похоже, поставила на себе крест.

Народу в царстве подержанных книг не густо, только бабулька шустро снует между стеллажами да две девчонки, шушукаясь, роются среди пестрых обложек дамского детектива.

Поболтав с библиотекаршей о пустяках, завожу разговор о ее сыне. На Вассу тотчас нападает тоска-кручина:

– Парень видный, красивый, далеко не дурак, а в личной жизни не везет, хоть плачь. Только школу закончил, сразу женился – и на ком? На белоручке и гордячке. Слава Богу, вскоре развелся. Я уж было обрадовалась: ну, думаю, обжегся, впредь умнее будет. Куда там! Лет десять холостяковал, выбирал – и нашел. Глазастую пигалицу. Я лично была против, но если женился – живи, тем более что она ему сынишку родила. Так нет, бросил – ради кого? – ради старухи. На одиннадцать лет его старше. Я сразу сказала: порог моего дома она не переступит. Одна надежда: до сих пор не расписаны. В гражданском браке живут. Причем, что крайне интересно, она сама регистрироваться не хочет. Вот дрянь! Сын ради нее семью бросил, хотя с детства переживал, что растет без отца, все жене оставил, квартиру, мебель, холодильник, телевизор. А она, тварь, еще кочевряжится…

Этот монолог я выслушиваю то ли в пятый, то ли в шестой раз, причем он практически не меняется, точно взят напрокат из какого-нибудь сериала. Выучивает она свои тексты, что ли? Теперь моя реплика, и я произношу ее:

– Может быть, эта женщина не хочет официального замужества именно потому, что понимает: она и ваш сын – не пара? Зачем жениться, если потом все равно на развод подавать?

– Не знаю, – библиотекарша поджимает губы. – Возможно, я к ней пристрастна…

– А у меня к вам дело, Васса. Моя приятельница подозревает мужа в измене. Не возьмется ваш сын проверить, хранит ли этот господин супружескую верность? Разумеется, его труд будет оплачен.

– А женщина состоятельная?

– Более чем.

– Тогда, думаю, он не откажется. Опера в ментовке получают – кот наплакал, а ведь нужно кормить-поить-одевать молодую жену, – Васса ехидно усмехается, выделяя слово молодую.

Перед сном сообщаю Нинке номер мобильника сына Вассы, после чего уютно устраиваюсь в постели с выбранной в библиотеке книжкой – «Черным принцем», уже не раз читанной и любимой. За помрачневшим окном вперебивку стучат дождевые струи. Нет более сладкого удовольствия, чем читать в дождь. Но едва погружаюсь в эстетский, медленно струящийся мир, в котором немолодой человек овладевает тоненькой девушкой, облаченной в костюм Гамлета, как тренькает висящий у моего изголовья телефон.

– Я договорилась с твоим ментом, – заявляет Нинка. – Встречаемся завтра вечером, в восемь. У него дома. Составишь компанию? Тогда в семь подскочу к твоему салону. Ба-бай!

* * *

Вечер мутный и прохладный – продолжение столь же грустного мерклого дня. Перехватив в кафе по пироженке, наскоро запитой черным кофе, отправляемся к сыну Вассы. За стеклами серебристой Нинкиной «тойоты» мелькает городской центр, разноцветный и аккуратный. В скверах бьют фонтаны и гуляет праздный народ. Затем – как-то вдруг – начинается индустриальная окраина, серая, угрожающе-мрачноватая.

«Тойота» несется по проспекту, петляет среди улиц и, наконец, добирается до нужной железобетонной высотки. Загаженный подъезд. Подергивающийся, как паралитик, грохочущий, повизгивающий, подозрительно пахнущий лифт. Восьмой этаж. Дверь отворяет высокий мужчина в футболке и вытертых джинсах.

Мент по прозвищу Королек.

Хотя Васса уши мне прожужжала рассказами о нем, я ожидала увидеть нечто среднесдельное – какая мать бывает объективной по отношению к собственному чаду. И едва не ахаю в голос при виде викинга с зачесанными назад блондинистыми волосами. Ничего не скажешь, элитный образец мужского племени. Поставь рядом с манекеном – не отличишь, разве что голова покрупнее и глаза, зеленоватые, будто слегка крапчатые, как бледный нефрит, живые и насмешливые.