Лето ночи

— Извини. — Майк не мог придумать, что еще сказать. По другую сторону камня, ближе к Дьюану, щенок играл с какой-то мягкой игрушкой. Затем, со странным спокойствием сна Майк заметил, что это был во всем не щенок, а маленький динозавр. А мягкой игрушкой была зеленая горилла.

— У тебя серьезные проблемы с этим Солдатом, — проговорил Дьюан и протянул недоеденное яблоко Майку.

Тот покачал головой.

— Ага.

— У остальных ребят тоже есть свои проблемы, знаешь.

— Да? — переспросил Майк. В эту минуту солнце заслонил какой-то самолет. Оказалось, что это часть птицы. — У кого, у остальных?

— Ты знаешь, о ком я говорю. У остальных ребят.

Это объяснило Майку все. Он говорил о Дейле и Харлене. Может быть и о Кевине тоже.

— Если вы будете продолжать воевать по одиночке, — снова заговорил Дьюан и поправил очки, — вы кончите также, как и я.

— Что же нам делать? — спросил Майк. Ему послышался лай собаки… Настоящей собаки… И некоторые другие звуки, больше напоминавшие ему его собственный дом больше, чем вид этого места.

Дьюан не смотрел на него.

— Разузнай кто такие эти люди. Начни с Солдата.

Майк встал и подошел к краю утеса. Внизу ничего не было видно, все застилал туман или что-то похожее на тучи.

— Как я могу сделать это?

Дьюан вздохнул.

— Ну, за кем оно охотится?

Майку даже не показалось странным, что Дьюан сказал «оно», вместо того, чтобы сказать «он». Солдат был именно оно.

— За Мемо.

Дьюан кивнул и нетерпеливым движением поправил очки.

— Значит и спроси у Мемо.

— Ладно, — согласно кивнул Майк. — Но как мы сможем разузнать что-нибудь об остальных? Я хочу сказать, что мы же не такие умные, каким был ты.

Дьюан не пошевелился, но каким-то образом оказалось, что он сидит теперь гораздо дальше. На том же самом камне, но гораздо дальше. И теперь они сидели не на краю обрыва, а скорее на городской улице. Уже было темно… Довольно холодно, смахивало на зимний день. Камень, на котором сидел Дьюан, превратился в обычную скамейку. И Дьюан вроде ожидал автобуса. Он хмуро, почти сердито, взглянул на Майка.

— Ты всегда можешь спросить меня, — сказал он. Когда увидел, что Майк не понял его, то добавил, — плюс, к тому же ты и сам умный.

Майк хотел было запротестовать, сказать Дьюану, что он не понимает и половины того, о чем тот обычно говорит, и читает не больше одной книги в год, но заметил, что Дьюан уже встает и садится в автобус. Только это был вовсе не автобус, а что-то вроде гигантской сельскохозяйственной машины с окошками по бокам и маленькой рулевой рубкой наверху, вроде той, что Майк видел однажды на картинке, и гребным колесом впереди, которое ощетинилось блестящими острыми лезвиями.

Дьюан высунулся из окна.

— Ты очень умный, — проговорил он, обращаясь к Майку. — Умнее, чем ты думаешь. Плюс, у тебя есть одно большое преимущество.

— Какое? — прокричал Майк, стараясь не отстать от автобуса/машины. Он уже не мог отличить лица Дьюана от окружавших его пассажиров. И не видел чьи руки ему машут.

— Ты живой, — донесся голос Дьюана. И улица опустела.

Майк проснулся. Все тело горело и болело, пижама и простыни стали влажными от пота. День едва перевалил за полдень. За окном пылал яркий солнечный свет, воздух висел неподвижным маревом. В комнате было не меньше сотни градусов, несмотря на работающий вентилятор. До Майка доносились снизу голоса матери и кого-то из сестер.

Ужасно хотелось пить, но он чувствовал себя слишком слабым, чтобы встать, и он знал, что ему не перекричать гуденье пылесоса. Тогда он удовлетворился тем, что перекатился поближе к окну. В глаза ему бросилась трава около ванночки для птиц, которую соорудил его дедушка несколько лет назад.

Спроси Мемо.

Ладно, как только он почувствует, что способен натянуть джинсы и спуститься вниз, он это сделает.

Весь следующий день, воскресенье, десятого числа, мама Харлена с ума сходила от злости на него, будто бы это он кричал на нее, а не Барни с доктором Стаффни. В доме повисло молчаливое напряжение, которое Харлен отлично помнил со времен стычек мамы с отцом: час или два остервенелого крика и потом недели три холодного молчания. Но ему лично это было по фиг. Если таким образом можно удержать ее дома, удержать между ним и лицом в окне, то он согласен вызывать констебля каждый вечер, чтобы тот задавал ей хорошую взбучку.

— Разве можно сказать, что я пренебрегаю тобой, — рявкнула она на Харлена, когда тот подогревал себе суп на обед. До этого она вообще не говорила с ним. — Бог знает, сколько часов я провела, работая для тебя, заботясь о доме… Харлен невольно бросил взгляд в гостиную. Единственным чистым местом были те один-два дюйма стола, которые они очистили накануне вечером. Барни перемыл потом всю посуду и чистый стол казался чужаком на знакомой кухне.

— Не смейте говорить со мной таким тоном, молодой человек, — огрызнулась мама.

Харлен изумленно глянул на нее. Он не сказал ни одного слова.