Лето ночи

— Хорошо, только не забудь, пожалуйста, что ты обещал мне подстричь газон перед домом. После обеда к нам в гости придет миссис Себерт.

Отец Дьюана Макбрайда не выписывал газет, издаваемых в Пеории, он не читал ничего, кроме «Нью-Йорк Таймс», да и ту лишь изредка. Поэтому Дьюан не получил записку от Майка. Зато около девяти утра в его комнате зазвонил телефон. Дьюан не торопился подходить: их линия была спарена с несколькими соседними коттеджами, один звонок означал, что звонят Джонсонам, их ближайшим соседям, два — звонок им с отцом, три — шведу Олафсону, жившему дальше по дороге. Сейчас телефон прозвонил дважды, затем умолк, и снова зазвонил.

— Дьюан, — послышался в трубке голос Дейла Стьюарта. — Я так понимаю, что ты уже справился со своими домашними делами?

— Справился, — ответил Дьюан.

— Отец дома?

— Нет, он уехал в Пеорию купить кое-что.

Трубка на некоторое время замолкла. Дьюан прекрасно знал, что Дейл прекрасно знает, что его Старик после своих субботних поездок, называвшихся «купить кое-что», часто возвращается поздно вечером в воскресенье.

— Слушай, мы тут собираемся в пещере к половине десятого. Майк хочет что-то сообщить.

— Кто это «мы»?

Дьюан скосил глаз на свой блокнот. После завтрака он прорабатывал навыки описания главных действующих лиц. Над этим отрывком он работал с апреля и все страницы были заполнены набросками, пояснениями, вычеркнутыми абзацами и даже перечеркнутыми страницами, примечаниями, мелко набросанными на полях. Он знал, что это упражнение будет также далеко от совершенства, как и все предыдущие.

— Сам знаешь, — ответил Дейл, — Майк, Кевин и Харлен, и, может быть, Дейзингер. Не знаю. Я сам только что получил записку в газете.

— А как насчет Лоуренса?

Дьюан выглянул за окно, перед фермой расстилался океан поднимающегося зерна — почти по колено — с каждой стороны дороги, ведущей к их дому. Его мама, когда она еще была жива, запрещала сажать на передних двадцати акрах что-нибудь выше гороха. «Когда колосья вырастают, я чувствую себя отрезанной от мира, — жаловалась она дяде Арту. — Своего рода клаустрофобия». Старик подшучивал над ней, но сам и вправду сажал только горох. Но теперь Дьюан уже не помнил время, когда приход лета не означал бы постепенного выхода их фермы из остального мира. «В День Независимости — по пояс видимость» гласила старая поговорка, но в этой части Иллинойса к четвертому июля кукуруза уже достигала плеча Дьюана. А потом уже казалось, что не так зерно растет, как ферма съеживается, уменьшаясь в размерах. Дьюану было даже не видно окружную дорогу, если только он не поднимался с этой целью на второй этаж. Но ни он, ни Старик больше не поднимались на второй этаж.

— Что насчет Лоуренса? — переспросил Дейл.

— Он придет?

— Конечно, придет. Ты же знаешь, он всегда болтается с нами.

Дьюан тонко улыбнулся.

— Просто хотел убедиться, что ты не забыл о своем маленьком братике, — сказал он.

В трубке послышалось сердитое сопение.

— Слушай, так ты придешь или нет?

Дьюан подумал о той работе по дому, которая ему предстояла в этот день. Закончить все он успеет, только если начнет прямо сейчас.

— Я сегодня довольно занят, Дейл. Говоришь, не знаешь, что там Майк надумал?

— Ну, точно не знаю, но думаю, что это что-нибудь, связанное с Старым Централом. И исчезновением Тубби Кука. Сам знаешь.

Дьюан помолчал.

— Ладно, приду. В девять тридцать, значит? Чтобы успеть мне придется выйти прямо сейчас и всю дорогу бежать.

— Гос-споди, — прошипел Дейл, — у тебя все еще нет велосипеда?

— Если бы Господь хотел видеть меня разъезжающим на велосипеде, — ответил Дьюан, — думаю, сначала он бы позаботился о том, чтобы наградить меня фамилией Швин.[8] До встречи. — И он повесил трубку, не дожидаясь ответа.

Потом быстро спустился по лестнице за блокнотом с набросками о Старом Централе, натянул кепку с надписью «Кот» и вышел позвать собаку. Уитт подбежал сразу. Обычно его кличка произносилась как Вит, хоть и была образована от фамилии Уитгенштейн, философа, о котором Старик и дядя Арт спорили до хрипоты. Старый колли был уже почти слепым и из-за мучившего его артрита почти не мог бегать, но он учуял, что где-то поблизости появился Дьюан. Радостное виляние хвостом должно было означать, что он готов с радостью присоединиться к экспедиции.

— Не, — отрицательно мотнул головой Дьюан, полагая, что прогулка в такую жару будет нелегкой для его старого друга. — Сегодня ты останешься здесь, Уитт. Будешь сторожить дом. Я вернусь к обеду.

Затянутые катарактой глаза пса ухитрились смотреть одновременно обиженно и умоляюще. Дьюан потрепал его по холке, отвел обратно в сарай и проверил его миску с водой. Воды было достаточно.

— Держи-ка грабителей и расхитителей зерна подальше, Уитт.

С чисто собачьим вздохом колли уступил и улегся на соломенную подстилку, служившую ему кроватью.