Лето перемен

Сейчас он хотел ее сильнее, чем тогда.

Медленными, неспешными движениями она распустила волосы. Шпильки дождем посыпались на пол, и блестящие густые пряди закрыли плечи.

Не только глазами, но, кажется, и всеми порами он впитывал в себя ее образ, и сердце у него разрывалось от муки. Она так прекрасна…

– С тех самых пор, как ты позвонил мне во Францию, я думала только о тебе. – Она легко согнулась, чтобы расстегнуть жокейские сапоги из мягчайшей кожи.

Ему вдруг пришло в голову, что эти ее чертовы сапоги, наверное, значительно дороже одной из его коров.

– И ты решила, что это единственный способ выбросить меня из головы, – с горечью низко протянул он.

– Ты и вправду так думаешь? – Глаза ее наполнились болью.

Но Джим, не услышав отрицания, решил, что вычислил ее. Итак… он был прав: она использует его исключительно ради секса, просто потому, что ей одиноко.

Что-то похожее на ненависть подступило к самому сердцу. Ведь ему недостаточно секса. Ему нужно намного больше.

Она расстегнула наконец все пуговички на своей шелковой блузке и стряхнула ее с плеч. Разорванный бюстгальтер тоже полетел на пол. Кончики обнаженной груди заострились; оставшись в одних галифе, она казалась такой прелестной, что он забыл о своем гневе.

В паху полыхнуло жаром.

Он любит ее. Всю жизнь любил.

Для глупца вроде него спасения нет. Она снова бросит его – точно так же, как много лет назад. Оставит на губах поцелуй – и распрощается с милой улыбкой. А его удел – до конца своих дней гореть в адском пламени.

Галифе скользнули вниз, но он успел подхватить их у ее колен и сам стащил с длинных, стройных ног.

Она сорвала с него рубашку, расстегнула ремень. Провела пальцами по молнии на его джинсах, и от этого легкого прикосновения он содрогнулся.

В следующий миг и его джинсы оказались на полу, и он почувствовал прохладу ее пальцев на своей горячей коже.

Последние лучи угасающего солнца пробились сквозь рассохшиеся доски сеновала, и ее волосы вспыхнули рыжим пламенем. В рассеянном полумраке, со своей матово-бледной кожей и сверкающими глазами цвета изумруда она была прекрасна. Джим притянул ее к себе, он целовал ее рот, глаза и мочки ушей, шею и плечи; он набросился на нее в неистовом, голодном порыве.

Джим не хотел спешить – и все же мчался вперед, как необъезженный жеребец. Но и Фэнси отвечала ему с той же нетерпеливой страстью. У них была одна цель. Ему казалось, что он умрет, если не вернет тот восторг, который когда-то познал и без которого жил так долго.

Очень быстро… слишком быстро… она подняла его на вершину самого невероятного, самого потрясающего единения. Он наслаждался ее жарким и сладким вкусом, ее влажной упругостью. Ее пальцы вонзились ему в спину, когда она, выгнувшись ему навстречу, застонала на волне такого же неземного восторга.

Она была его теплом и любовью; она была самой его жизнью. Она была всем, без чего он жил десять долгих и горьких лет.

Даже когда все закончилось, и они рухнули на ложе из душистого сена – мокрые и обессиленные, – для него все продолжалось. Его жизнь переменилась так же бесповоротно, как и в тот весенний день, когда он в первый раз взял ее на этом же сеновале. Он не мог себе представить, что сможет опять жить без нее.

Она лежала на боку, неотрывно глядя ему в глаза, и на ее ресницах блестели слезы. Инстинкт подсказывал ему, что он слишком быстро и слишком неотвратимо влюбился в эту женщину, которая ему не подходит. Он понимал, что должен сохранить хоть малую толику независимости и постараться быть с ней спокойным и холодным, чтобы она не догадалась о силе его любви.

Зато он был нежен. Зато он помог ей одеться. Вернувшись в ее дом, он снова любил ее на старинной кровати соснового дерева в комнате, где стоял аромат лаванды, под переливы колокольчиков Хейзл. И во второй раз любовь была еще слаще, еще неистовее, чем в первый.

Он заснул, а она, крепко прижимая его к себе, перебирала его черные волосы. Когда он открыл глаза, ее теплые руки все еще обнимали его, а в обращенных на него глазах светилась нежность. Она сказала, что проголодалась, а в холодильнике у нее шаром покати. Появиться с ней в единственном кафе города, «Бургер-Бой», было бы безумием. Но она так беспомощно и жалобно смотрела на него – как будто умрет с голоду, если он ее не накормит, – и Джим очень неохотно пригласил ее поужинать в Сан-Антонио.

Она улыбнулась и кивнула. Он позвонил Сади – она жила в коттедже у него на ферме – и попросил приглядеть за близнецами. Сади пообещала, что все будет в порядке. Она позаботится о детях, а Табби присмотрит за стадом.

Телефон сразу же зазвонил, но Фэнси не сняла трубку.

– Фэнси-и-и! – завопил после щелчка автоответчика истерический мужской голос.

Фэнси улыбнулась.

– Это Клод, мой новый партнер. Он теряет голову всякий раз, когда меня нет рядом.

После того как Клод отключился, Фэнси сняла трубку и положила рядом с телефоном.