Лето потерянных писем

Я вытащила телефон, чтобы запечатлеть этот момент, и навела камеру на Ноя, стоявшего напротив дома в компании друзей. Наверху экрана появилось уведомление о новом письме – пришел ответ на мое сообщение в Хольцман-Хаус. От удивления и предвкушения я резко втянула воздух и открыла письмо.

Дорогая Эбигейл!

Здравствуй. Меня зовут Меган Вольф, я стажер в Еврейских архивах Нью-Йорка. Мне передали твой запрос относительно фотографий 1939 года из Хольцман-Хаус. Я оцифровала собрание снимков тех лет, они в приложенном файле. Надеюсь, его содержимое – то, что ты ищешь! Пожалуйста, дай знать, нужна ли еще какая-то помощь.

Отправлю-ка я этому стажеру подарочную корзинку.

Ной по-прежнему болтал с гостями посреди лужайки и смеялся вместе с двумя мужчинами в костюмах из жатой ткани. Не соскучится еще за несколько минут. Я открыла сканированный документ.

Фотографии медленно загружались, поэтому я так же неспешно прокручивала их и внимательно разглядывала. Дети и подростки. Девочки моего возраста держат младенцев. Лица печальные, тяжелые пальто, вышедшие из моды шляпы, редкие улыбки…

А вот и она. Бабушка. Я бы узнала ее, даже если бы не видела ее снимок в альбомах Барбанелов, по которым поняла, как она выглядела в четыре года.

На ней были широкая куртка и шляпка.

И…

У меня перехватило дыхание, словно сердце запнулось о ребра. Я увеличила фотографию и поднесла экран к лицу. Между бровями у меня залегли морщины.

Здесь, на ключицах, у нее висело ожерелье.

Но ведь ей было всего четыре года. Почему четырехлетняя девочка носила ожерелье? И… тогда у нее его еще не было. Она еще не познакомилась с Эдвардом. Эдвард подарил ей ожерелье.

Или он его не дарил.

Или ожерелье действительно принадлежало бабушке. И наверняка так и было, иначе откуда оно у нее на этом снимке? Иных вариантов быть не может.

И это было разумно, правда? Ведь почему тогда она так хотела его вернуть? Она хотела его вернуть, потому что оно принадлежало ей. Оно с самого начала принадлежало ей.

Почему Эдвард солгал? Как он посмел? По какой причине он мог нам соврать?

Разве что…

Вообще-то это Хелен рассказала мне, что Эдвард подарил бабушке ожерелье. Формально это она солгала. Она поступила так, чтобы Эдвард не выглядел вором? Чтобы защитить репутацию семьи, о которой, по уверениям Ноя, она так сильно пеклась? Ради бога, зря они мне соврали. Может, у них была весомая причина, но им стоило признаться – особенно сейчас, спустя столько лет. Им было проще скрыть правду и надеяться, что я уеду?

Я обязана рассказать Ною.

Стремительной легкой походкой я прошла по лужайке и сделала небольшой шаг к Ною. Я положила ладонь ему на руку.

– Привет.

Он радостно улыбнулся и взял меня за руку.

– Это моя девушка, Эбигейл Шенберг.

Девушка.

Я вежливо кивала в момент знакомства. О да, член палаты представителей, приятно познакомиться. И с вами, телеведущая, тоже, хотя вживую вы ниже ростом, но об этом лучше не упоминать. Вот только сама я дрожала от еле сдерживаемого волнения. Когда гости вернулись к своему разговору, я встала на цыпочки и прошептала Ною на ухо:

– Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Он посмотрел на меня, увидел выражение моего лица и кивнул.

– Спасибо за приятную беседу, – сказал Ной гостям и позволил мне утащить его к изгороди. Мы встали в арке, ведущей в сад, к розам, беседке и океану – в уединенном месте, где перед нами проплывали остальные гости.

– Что? – почти засмеялся он.

– Взгляни. – Почти подпрыгивая, я показала ему фотографию на телефоне. – Это ожерелье моей бабушки.

Ной посмотрел на меня недоуменно и пристально. А потом перевел внимание на экран.

– Что?

– Некоммерческая организация, которой я отправила письмо с записями из Хольцман-Хаус, куда приехала моя бабушка. Они прислали мне хранящиеся у них фотографии того года.

Ной взял из моей руки телефон и увеличил фото, как только что сделала я.

– Это она?

– Да. Сразу же, как приехала в Штаты. – Я все-таки не выдержала и подпрыгнула. – Ной, на ней ожерелье. Оно было ее.

Его губы шевельнулись, он нахмурился.

– Но ожерелье ей подарил мой дедушка.

– Нет. Он точно его не дарил, потому что тогда они еще даже не были знакомы. Он, должно быть… – Я не смогла произнести слово «соврал».

Взгляд Ноя затуманился от замешательства.

– Я не понимаю.

Ной все понял. Но я не могла вынудить его делать какой-то вывод. Ему придется самому решать, как это воспринимать.

– Ной.

Он кивнул, и его губы сжались в тонкую полоску.

– Полагаю, мы не станем подозревать, что по странной случайности это идентичное ожерелье?