Лето потерянных писем

– Это правда? – не отступала его жена. – Это ожерелье не принадлежало твоей семье? Оно осталось от Рут Голдман?

Он по-прежнему молчал.

– Отвечай, – так низко прошипела Хелен, что вряд ли кто-то из близко стоявших гостей мог ее услышать. – Или хотя бы скажи, что это неправда.

У Эдварда вырвался низкий стон.

Хелен втянула воздух и повернулась ко мне. Взяв меня за повисшую руку, она вложила в нее ожерелье.

– Забирай.

Я застыла как столб.

Хелен повернулась к мужу.

– Я не воровка, Эдвард Барбанел. Ты меня опозорил. – С этими словами она ушла, бросившись к гостям с широкой улыбкой и заливистым и холодным, как бриллианты, смехом.

А заодно оставила меня на растерзание Эдварда Барбанела. Я уставилась на старика, а потом опустила глаза на сверкающие подвески у меня в руке.

– Вы… что… – Я неуверенно показала их ему.

Он отвернулся.

– Уходи, – велел Эдвард.

Так я и поступила. Запихнув ожерелье в карман, пошла прочь с вечеринки. Трясущимися пальцами я вызвала такси, а потом, глубоко дыша и смотря на луну, попыталась привести себя в чувство.

– Эбигейл.

Я повернулась. За мной стоял Ной. Его волосы были взъерошены – то ли руками, то ли ветром, а на лице застыло суровое выражение.

– Ты ведь не уходишь?

Как же я на него злилась! Не знаю, оправдан мой гнев или он был нелепым, но в глубине души пустила корни непроходящая ярость. Ощущение предательства и унижения. Ной знал, чего я хотела, и посчитал мое желание пустячным. Ладно. Мне такого в жизни не надо.

– Давай все обсудим.

– Нет.

– Эбигейл. – Он рванул ко мне. – Я ведь завтра уеду.

– Так уезжай. – Я от него отвернулась.

Ной остановился напротив меня.

– Нельзя так все заканчивать…

– Вообще-то можно. Вроде именно это и называется камнем преткновения.

– Думаешь, мне нужно выбрать тебя, а не бабушку с дедушкой? Свою семью? Компанию?

– Не знаю. Может, для себя ты сделал правильный выбор. Но не для нас. Нельзя строить отношения на лжи и недоверии.

– Никто не вламывается в чужие дома! Но люди меняются.

– Но ты, очевидно, ни капли не изменился. Ты не доверял мне, иначе рассказал бы.

– До чего же ты гордая!

Я пожала плечами.

– И как же нам с этим справиться?

Я потушила свой расплавленный гнев во льду, сделав его твердым, как закаленная сталь.

– Для чего? Слушай, мы неплохо провели время. Но все кончено.

Ной уставился на меня.

– Ты расстаешься со мной из-за этого?

Я снова пожала плечами и обхватила себя руками. Если моя защитная броня треснет, я зальюсь слезами, с которыми сейчас не справлюсь. Я не смогу собраться с мыслями, если дам себе слабину. Поэтому я принялась вырывать свои чувства с корнем, дергая за каждый усик, которым крепко слилась с Ноем.

– Стоило понимать, что у нас ничего не выйдет. Мы слишком разные.

Ной стал мрачным как туча.

– Ты боишься, Эбигейл Шенберг. Боишься раскрыться.

– А ты не в себе. Думаешь, все дело в тебе? Это не так. – Я вытащила из кармана ожерелье и яростно им затрясла. – Может, счастливый финал этого лета заключается не в милой любовной истории, а в возвращении семейной реликвии.

Мы оба вздрогнули и посмотрели друг на друга. До этой минуты никто из нас не произносил слово «любовь».

Ной подошел ближе.

– Думаешь, без меня ты станешь счастливее?

Зная, что словами можно ранить, как стрелами, я ответила:

– Да, я так считаю.

– Ты ошибаешься, – заскрежетал челюстями Ной. – Ты ошибаешься и слишком горда, чтобы признаться в этом.

– Но это уже не имеет значения, верно? – сказала я таким холодным тоном, что им можно было бы заморозить океан. – Тут не тебе решать.

– Ты сделаешь себя несчастной, Эбигейл. – Теперь Ной тоже был холоден и резок, как самая долгая ночь.

– Это мой выбор.

Он крепко и еле слышно чертыхнулся.

– Мы больше не сможем увидеться и разобраться в произошедшем. Завтра в десять утра я улетаю.

Я пожала плечами.

– Хорошо.

– Хорошо? Что же тут хорошего? – Ной уставился на меня. – А у тебя все хорошо?

Если бы я открыла рот, то тут же бы заревела, поэтому просто кивнула.

Ной снова замкнулся в себе, превратившись в ледышку.

– Хорошо. – Он кивнул в сторону ожерелья. – Надеюсь, ты счастлива.

Мне захотелось ударить им Ноя.

– Прощай, Эбигейл. – Он круто развернулся и ушел обратно в дом.

Я хотела закричать ему вслед. Хотела швырнуть ему в голову это ожерелье. Хотела упасть на колени и плакать в ожидании, что он вернется. Потому что я уже хотела, чтобы Ной вернулся.

Однако взяла себя в руки и посмотрела на телефон. Через две минуты за мной приедет машина. Я взглянула на луну и попыталась дышать.

Дома я свернулась калачиком в постели и прижала к груди Печального слона.

Я стала вспоминать летние мгновения. Как я впервые стояла в саду у «Золотых дверей» и рассматривала бабочек. Печальное лицо Ноя, когда он сказал: «Это монархи». Прогулка по лабиринту из плавника, как протянула ему счастливый камень. Quien no sabe de mar, no sabe de mal. Как мы гуляли по дендрарию в Бостоне, как стояли у перил моста над рекой. Шелест бархатных занавесок. Светящийся океан.