Лето потерянных писем

Иногда я скучаю по тебе, как солнце скучает по луне, запертое на своей орбите и неспособное к ней приблизиться. Это телесная боль. Я чувствую напряжение в спине и лопатках, чувствую, как сковывает мышцы шеи. Я успокаиваюсь лишь рядом с тобой, только когда прикасаюсь к тебе. Но вдали от тебя мне на плечи словно взвалили целый мир. Я не могу дышать, как дышу на острове, рядом с тобой – так же легко и глубоко. Порой я обхватываю себя руками и притворяюсь, что это ты меня обнимаешь, будто это твои руки на моей спине.

Через несколько дней я проснулась раньше обычного. Когда я вышла на улицу, солнце уже крепко припекало, а от зноя остров был подернут дымкой. Я раскошелилась на попутку, иначе не смогла бы добраться до особняка Барбанелов, не будучи похожей на пропитавшуюся потом развалину. Когда я вышла из машины, птицы радостно щебетали, а волны океана двигались в такт собственной песне. В конце круговой дорожки из дробленого ракушечника вырисовывались очертания «Золотых дверей» – серого, элегантного и тихого дома. Он не раскрывал слабостей, не выдавал секретов. «Золотые двери» с гордостью и без единой жалобы исчезли бы в море, если бы берег сдался в извечной битве против посягательства океана. Оттого я почувствовала себя бродягой, мелким незваным гостем.

Я поднялась по пологим ступенькам веранды и позвонила в дверь. Наверное, стоило перестать приписывать чувства неодушевленным предметам, особенно ярую неприязнь. Ну, хотя бы Печальный Слон меня любит, несмотря на свои личные переживания.

– Привет. – На пороге показался Ной, одетый в спортивные штаны и футболку; оба предмета одежды с логотипом школьной спортивной команды по гребле. О. Спорт объяснял его идеальные руки.

Не то чтобы я обращала внимание на упомянутую деталь.

– Привет.

– Хочешь зайти?

Я кивнула, словно это не я кучу раз орала на этого парня. Совсем другое дело, подумала я, оказаться на территории его дома теперь, когда решила вести себя как паинька.

– Так в чем план, Эбигейл Шенберг? – спросил он, когда мы вошли в просторный холл особняка. Я никогда не бывала в такой прихожей и остановилась, чтобы осмотреть высокие потолки и широкую лестницу. – С чего хочешь начать экскурсию?

Мне никак не удавалось унять тревогу, которую вызывал у меня этот дом.

– Может, выйдем на улицу?

Мы прошли через гостиную, в которой несколько недель назад я подавала шампанское, и, открыв стеклянные двери, оказались на лужайке. Без белых шатров и звуковых систем она ничуть не утратила своей пышности. Возможно, даже стала лучше с холмистым зеленым газоном, буйно цветущим садом и видом на океан.

– Можно посмотреть розарий? И беседку? – Увидев пронизывающий взгляд Ноя, я добавила: – Я читала о них в письмах.

– Серьезно?

– Знаешь, ты и сам можешь их прочитать.

– Зачем, если ты уже рассказала мне самое интересное?

У меня вырвался смешок.

– Не все самое интересное.

– Что ты хочешь сказать?

Я поджала губы и покачала головой, чувствуя, как горят мои щеки. Ной приподнял брови.

– Что?

– Ничего.

В голове невольно всплыла одна строчка из писем: «Как бы я хотел увидеть тебя обнаженной в лунном свете среди роз».

Ну уж нет, таким делиться я не стану.

– Ну же. Пойдем.

По краю лужайки росли цветы – романтичного нежно-розового оттенка на фоне темно-зеленой листвы. Ночные фиалки всех цветов, яркие фуксины, белоснежные и пурпурные. На растение с гроздьями розово-фиолетовых звездочек приземлилась бабочка-монарх.

– Им нравится молочай, – сказал Ной. – Популяция монархов сокращается с бешеной скоростью, поэтому, если хочешь помочь, – сажай молочай.

Я посмотрела на него, тронутая его знаниями, но не желая подавать виду.

– Профессиональные советы от Ноя.

– Кто-то же должен спасать бабочек.

– Я правильно поняла, что твоя тайная страсть – энтомология? Не экономика?

Ной косо на меня глянул и повел через арку в изгороди из бирючины. Мы вошли в извилистый лабиринт из деревьев и кустарников, простирающихся от лужайки до дюн. Деревья были тонкими, деформированными от соли, с облупившейся корой и тонкими изогнутыми стволами. Их иголки казались острыми и твердыми, словно могли проколоть до крови, как веретено Спящей красавицы.

– А это что?

– Можжевельник. Из его ягод обычно делают джин.

– А те? – Я кивнула на оранжево-красные цветы, растущие у основания деревьев.