Но я вовремя опомнилась. И тем более не стала распространяться про Оксану и Вадима. Про их планы. Надеюсь, пока что Оксанины планы. Про папино наследство. То есть очень спокойно, вежливо сказала, что понимаю его профессиональный интерес, но ничем его порадовать не могу. Тут я даже усмехнулась. Зачем мне водить самой, если есть водитель? И обсуждение мужа и няни не получится. Вадим прекрасный муж, а Оксана отличная няня. Что тут обсуждать? А бессонницей, как я уже говорила, моя мама страдала (это правда).
Яков Львович выглядел очень разочарованным.
Мы потом поужинали вместе. Я, Саша, Оксана, Яков Львович. Вот был бы взрыв, если бы я вот тут, при всех сказала: «Видите, вилка у нее в руке. Сейчас она ткнет меня в горло». Любаша уж точно получила бы массу удовольствия. Яков Львович бдительно на меня посматривал, но я вела себя достойно. Оксана льстиво поводила глазами то на меня, то на Якова Львовича.
Депрессия = антидепрессанты. Я не видела, не слышала ни одного врача, который не сказал бы: «Без медикаментозного лечения не обойтись». Они или смотрят прямо, гипнотизируя, или опускают глаза, скрывая торжество. Все эти теледоктора, похожие на эсэсовцев или добрых дядюшек. Проблема в том, что и те и другие прописывают одни таблетки. Не важно почему – потому что верят в пользу или потому что хотят власти. Может, отупение лучше страха, но не лучше свободы.
Вы когда-нибудь видели человека, который сказал бы: «Я избавился от депрессии?» От курения, от алкоголизма, рака – да. От депрессии – нет. Зато со всех сторон несется: «Покончил с собой, страдал депрессией». А сколько намеков и даже судебных процессов: уморил врач.
Яков Львович не настаивает на антидепрессантах, давно отвздыхался: «Может, все-таки подумаете? Совсем нового поколения, без побочных явлений». Потому, что главное для него – деньги, или потому, что он не такой, как все?
Я как-то спросила Якова Львовича о его жене. «Она замечательная, замечательная женщина». Его жена – гендиректор его же клиники. Он говорил проникновенно и потирал руки.
Состоялось ритуальное половое сношение. Я и не проверяя знаю – с предыдущего прошел месяц. Вадим заснул моментально, зная о моей бессоннице. Особого удовольствия от выполнения супружеского долга он не получает, но гордится подтверждением своей мужской силы – может не только с молодой любовницей, но и с постылой женой. А мне этот «раз в месяц» очень важен потому, что если его не будет, то мне точно придет конец. Женщина не удержит мужчину, который ее не хочет. Она для него никто.
Я лежала и думала про папу и маму. Они погибли в один день, в одну минуту. Почему мне больше всего не хватает папы? Мама была добрая, слабая. Она как будто не исчезла, осталась внутри меня. А папа был строгий, всегда мной недовольный. Но он был главной защитой. Я его разочаровывала, а он тянул меня, не бросал. Он и с Вадимом меня свел, когда понял, что с мужчинами у меня никудышно. Все из-за комплексов. Я потом поняла, что со внешностью у меня все в порядке. Вадим работал на папу. Менеджер по чему-то там. Из провинции, из простой семьи. Можно подумать, он – по расчету, я – от безысходности. Но это неправда. Мы друг к другу искренне потянулись. Вадим красотой не отличался, женщин боялся. Папа был всемогущий. Он решал, он говорил так, что было понятно: нужно равновесие. Он был охотником, не страдал от заячьего плача, но плакал, когда умерла его последняя собака. Не жалел свиней, держал взаперти, но завел экологический луг с коровами, которых только в лютый мороз переводил в коровник. Они были закаленные, спокойные. Даже ездил в Швейцарию, думал о европейской сертификации. Дорогое содержание, мало молока. Возил меня на свою свиноферму, не думая, как сжимается мое сердце от живого мяса. Ходил со мной по лугу, дышал глубоко, любовался, кормил коров хлебом с солью. Он управлял, скрепляя добро и зло. И вот его нет, и мир развалился. Разве Вадим мне защитник? Папа шутил: «Мне от моих коров, как от козла молока». Но ведь держал. Еще говорил: «Всех денег не заработаешь. За коров свиньи отдуваются». А Вадиму хочется больше. Яхту. Запонок у него больше, чем у меня серег. Вадим опасен слабостью. Ему нужно много лишнего. А если бы они меня прижали, заставили подписать бумагу под страхом смерти? Нет, рисковать они не будут. Оксана меня считает осторожной, готовой к обороне.
Наверное, Вадим всегда был готов к предательству. Просто раньше он подчинялся папе, а теперь стал надо мной господином. Хотя я его фамилию не взяла – оставила папину.
Отлично помню, как у нас появилась Оксана. Год тому назад. Где-то за неделю до этого я была в городе у Тани.