Лето с чужими

— Ты в зеркало вообще не смотришься?

— Когда вернулся, еще не смотрел. Хотя нет — бросил взгляд, когда ходил в туалет.

— Посмотри еще раз. Удивительно, что ты так спокоен.

Мамия сел напротив меня. Говорил он то же, что и Кей. Однако родители уже исчезли. Неужели что-то влияет на меня до сих пор?

— Одним словом, — сказал я, еще раз взглянув на свою руку — не молодую, конечно, однако нисколько не худую, — какой ты видишь эту руку?

— Какой? — замялся Мамия.

— Что — высохшей и костлявой?

Мамия кивнул. Выходит, родители по-прежнему дарят мне лжебодрость, а сами тем временем пытаются лишить меня жизненных сил? Нет, это не они. Неужели то, что позволило родителям провести мгновение в этом мире, никогда от меня не отстанет?

— Была ведь женщина?

— Женщина?

— Вчера ночью здесь была женщина, верно?

— Ты что, приходил?

Прошлой ночью я просто-напросто свалился без сознания. Но знаю, что рядом со мной была Кей. Если Мамия приходил, открыть ему дверь могла только она, однако Кей ничего мне об этом не сказала.

— Когда мы виделись в гостинице, ты выглядел слишком исхудалым, вот я и решил по дороге с работы... Но тебя не было дома.

Правильно, я ездил в Асакуса.

— Работаю, а самого раздирают сомнения: может, ты не ушел, а лежишь сейчас на кровати... не в силах подняться. Вот я и пришел еще раз в девять. Смотрю, в окне — свет. Позвонил от парадного, а в ответ — тишина. В этот момент, к счастью, кто-то выходил из дома, и я не дал двери закрыться, юркнул внутрь. Поднялся на седьмой, позвонил еще раз. Опять тишина. Я забеспокоился, давай тарабанить в дверь, звать тебя. Вдруг дверь открылась, а твоя женщина и говорит: «Он спит».

Я действительно спал.

— «Он так осунулся, с ним все в порядке?» — спрашиваю. А она: «Просто немного устал, не беспокойтесь», — и закрыла передо мной дверь.

«Моей женщиной» он называл Кей. Настроение испортилось. Мог бы просто сказать — «женщина». Хотя, по сути, что еще можно подумать о человеке, который неприветливо закрывает перед твоим носом дверь.

— Повернулся идти домой, а сам не могу успокоиться — что-то здесь не так. Конечно, в том, что у тебя появилась женщина, ничего удивительного. И все же — какое-то странное впечатление. Спускаюсь в лифте и тут вспоминаю одну деталь: через приоткрытую дверь виднелась комната. Женщины в проеме как будто и не было вовсе. Но она стояла, загораживая собою все пространство, и такого быть просто не могло. Мне показалось, что я видел это все сквозь нее, ну, то есть, сквозь ее тело. Понимаешь?

Однако я почти не изменился в лице. Я только разозлился. Причем не на Мамию, не на Кей — на то, что заставило поблекнуть и затем исчезнуть моих родителей. И теперь что мне с Кей прикажете делать?

— Однако, — продолжал Мамия, — быть такого не может. Ясное дело — мираж. Но я понял одно — женщине доверять нельзя. Твое истощение — неспроста. Разве можно верить женщине, которая при этом говорит: «Не беспокойтесь»? Так вот, я пришел еще раз сегодня после обеда.

Можно, конечно, считать, что Мамия мне чем-то обязан. Хотя нет, если бы... Просто я не предполагал, что он обо мне так заботится.

— Собираюсь выходить из такси, а по улице ты идешь. Женщина с тобой. Я даже растерялся, позвать тебя или нет. Причем дело-то вовсе не в женщине. Ты выглядел совсем иным человеком — эдакий здоровяк, даже полнее обычного. Конечно, можно предположить, все потому, что ты выспался. Но с другой стороны, разве может вконец исхудавший человек за один день так восстановиться? Не представляешь, как я удивился... Смотрю, чуть поодаль какой-то человек с ножницами в руках кусты у входа подстригает. Я у него без раздумий спрашиваю: «Это был господин Харада?» Наверное, потому, что он не похож на садовника и тоже тебя рассматривал. «Да», — отвечает он. Оказалось — консьерж. Он говорит, я аж обомлел. Я ему: «Что случилось?» — И смотрю прямо в лицо. А он: «Женщина — вылитая та, что жила в триста пятой квартире».

Так оно и есть. Кей живет в триста пятой.

— В смысле — жила? Уже съехала? — спросил я.

Какая разница, что рядом с тобой шагает женщина, которая здесь больше не живет? Да только по его словам...

Мамия, выдержав паузу, вздохнул:

— ... В середине июля она покончила с собой.

Не-ет, консьерж что-то путает. Что за вздор он несет? Последние несколько лет в этой комнате живет Кей. Что ж, выходит, она — самоубийца?

Мамия пытливо посмотрел на меня, но я постарался сохранить хладнокровие. Причем прятался я даже не столько от Мамии, сколько от самого себя. Уж очень не хотелось придавать значение этой дурацкой истории.