Лето сумрачных бабочек

– Наверняка эти двое – родители, а это – их ребёнок. – Она указала на трёх муравьёв. – Посмотри, как они постоянно останавливаются, чтобы подождать малыша. Ты знаешь, что муравьи – такие общественные существа, что буквально не могут жить в одиночку?

– И что же с ними случается? – спросила я, фотографируя Розу-Мэй и её маленькое муравьиное семейство. – Что случается с теми, которые заблудились или отделились от своего муравейника?

– Они умирают, – ответила она и вдруг заморгала, словно собираясь заплакать. – Кроме некоторых, очень умных, – добавила она. – Они всегда находят дорогу обратно домой.

Мы не очень продвинулись в своей миссии, но зато замечательно провели время. Было в Розе-Мэй что-то такое… Я знаю, что это звучит странно, но когда я вместе с ней ползала по траве или просто лежала на спине, глядя на небо, я чувствовала себя по-особенному заряженной – как будто между нами бежал электрический ток. Я молилась о том, чтобы в сентябре пойти в ту же школу, в которую ходит она, – это было бы потрясающе, начать учёбу на новом месте с подругой, которую ты уже знаешь, – но Роза-Мэй не хотела говорить об этом.

– Школа – для неудачников, – сказала она, блестя глазами. – Жизнь слишком восхитительна, чтобы весь день торчать взаперти и набивать голову чепухой, которую тебе совершенно не нужно знать.

Я с широкой улыбкой вытянулась на траве. Прогулки с Розой-Мэй вызывали у меня ощущение, что моя жизнь тоже может стать восхитительной. Я всегда была тихой, робкой, всегда смотрела, как веселятся остальные, – но и только.

Мы всё ещё вели разговор, когда солнце начало клониться к закату. Было трудно оторваться от нашей болтовни, но мне нужно было идти домой. Я не оставила маме ни записки, ни чего-либо ещё, но помимо этого мне по-прежнему нужно было поговорить с ней о той фотографии, как бы трудно это ни было.

Мы с Розой-Мэй уговорились встретиться в Саду завтра рано утром. Она сказала, что хочет показать мне что-то особенное. Я умоляла её сказать мне, что это такое, до того, как я уйду, но она ответила, что надо подождать.

– Это будет стоить того, – пообещала она, когда мы шли по мосту, а потом через поле. – Просто приходи сюда как можно раньше.

Я выскочила из Сада и помчалась по Эмбл-кросс, но чем ближе я подходила к дому, тем неувереннее себя чувствовала. Я не знала, почему именно – до переезда я постоянно возвращалась в пустой дом, но здесь это ощущалось иначе, более одиноко. Я замедлила шаг и мелкой птичьей походкой миновала магазин Джексонов. Мистер Джексон снова сидел перед крыльцом со своим кроссвордом.

– Помощь нужна? – предложила я. Он покачал головой.

– Я как раз закончил, Бекки, хотя я так и не разгадал то слово, на котором застрял вчера!

– Ещё раз – что это было?

– Восемь букв. Первая «П», значение – оставить, бросить, отказаться.

Я постояла на дороге некоторое время, словно пытаясь додуматься. Всё что угодно, лишь бы задержать возвращение домой.

– Извините, – сказала я в конце концов, пожав плечами. – Наверняка это что-то совершенно очевидное, но мне в голову ничего не приходит.

Я помахала рукой в знак прощания и пошла по дороге к нашему дому, молясь, чтобы мама уже вернулась, – хотя я видела, что машины перед домом нет.

– Я дома, – окликнула я, повернув ключ в двери. – Мама?

Но в доме было так же тихо и пусто, как тогда, когда я уходила.

Глава шестая

Когда на следующее утро я проснулась, мама всё ещё лежала в постели. Я сделала ей чашку чая и отдёрнула шторы, но она зарылась глубже под одеяло, бормоча что-то насчёт головной боли. Прошлым вечером она вернулась очень поздно, спотыкаясь на ходу и неся стопку папок. Я к тому моменту всё ещё бодрствовала, решительно намеренная спросить её про фотографию и про моего отца – чтобы узнать, в курсе ли он, что мы вернулись в Оукбридж, – но мама сказала, что к утру ей нужно закончить отчёт и что это срочно. Она даже не спросила меня, где я была весь день. Всё, что я смогла – это заключить с собой сделку о том, что я спрошу её на следующее утро.

Я залила молоком зерновые хлопья и уселась за кухонный стол, просматривая снимки, которые сделала вместе с Розой-Мэй. У меня получилось несколько очень хороших кадров с ярко-жёлтой бабочкой, отдыхающей на зубчатом зелёном листке. По-моему, Роза-Мэй говорила, что это листик лютика. Ещё был отличный снимок маленького семейства муравьёв. Я была уверена, что Роза-Мэй тоже была в кадре, но она, должно быть, отодвинулась как раз в тот момент, когда я его делала. Я улыбнулась про себя, думая о том, как мы отлично провели время.

Спустя некоторое время я посмотрела на часы: Роза-Мэй, наверное, ждала меня, но перед уходом мне нужно было поговорить с мамой. Я просунула голову в её комнату, но она всё ещё спала. В комнате было жарко и душно, в ней стоял густой запах сна.

– Вставай, мам. – Я склонилась над кроватью и потрясла её за плечо. – Вставай, ты опоздаешь на работу. Уже почти половина девятого.

Она резко села, отбросив одеяло.

– О боже, Бекки! Почему ты меня не разбудила?