Лето сумрачных бабочек

Я перешла к гардеробу, схватила все сложенные блузки, как следует встряхнула их и уронила на пол. Где она могла спрятать фото? Оно было таким маленьким. Оно могло быть где угодно. Мама даже могла забрать его с собой в больницу – в кармане или в сумке. Я была решительно настроена найти его. Меньше всего мне хотелось, чтобы мама снова заболела, но мне казалось, что я зашла слишком далеко, чтобы сдаться теперь.

У неё была целая уйма вещей, аккуратно висящих на плечиках. Всё её юбки и пиджаки, которые она носила на работу, и куча платьев, которые она никогда не надевала, но всё равно хранила – из года в год. Они были шёлковые, яркие, как те платья, которые носила Стелла. Пару минут я гладила их, пытаясь представить маму, молодую и весёлую, одетую в эти шелка. Потом я отодвинула их в сторону и заползла в гардероб.

Он был глубже, чем мне казалось, и за висящими на перекладине вещами было непроглядно-темно. Я стала щупать вокруг себя, пока мои глаза привыкали к темноте. Похоже, здесь не было ничего, кроме двух обувных коробок, сложенных у задней стенки шкафа – одна поверх другой. В первой лежала пара блестящих чёрных туфель на высоких каблуках. Мамины рабочие туфли. Я отпихнула их в сторону и схватила вторую коробку.

Я сразу же поняла, что в ней нет никакой обуви, ещё до того, как открыла её. Коробка была старая, с выпирающими боками, её стягивала широкая бельевая резинка. Я выползла из гардероба и с минуту сидела на полу, держа коробку на коленях. И прежде чем передумать или испугаться, я содрала резинку и подняла пыльную крышку.

Коробка была набита старыми газетными вырезками, фотографиями, рисунками – а ещё в ней лежал блокнот. Моё дыхание участилось, желудок кувыркнулся, как будто я была на самой верхней точке «американских горок» и вот-вот должна была помчаться вниз. Я взяла первую вырезку. Заголовок кричал на меня большими жирными буквами:

ТРАГЕДИЯ НА ОЗЕРЕ! ВОСХОДЯЩАЯ

ЗВЕЗДА ПЛАВАНИЯ УТОНУЛА!

Я прочитала статью три раза, но она по-прежнему оставалась для меня какой-то бессмыслицей. Местная девочка утонула в озере. Это случилось на поле неподалёку от Эмбл-кросс. Она была великолепной пловчихой, однако решила нырнуть поглубже, чтобы покрасоваться. Лето было жарким, озеро начало пересыхать, вода была не настолько глубокой, как обычно, и девочка ударилась головой о камень. Её мать была с ней, но не смогла её спасти. К тому времени, как девочку вытащили из озера, было уже слишком поздно. Согласно статье, этот несчастный случай произошёл двенадцать лет назад. За два месяца до моего рождения. И девочку звали Роза-Мэй.

Глава двадцать первая

Я прочла следующую вырезку, потом следующую. Факты лежали прямо передо мной, чёрным по белому, но я никак не могла их осознать.

Розе-Мэй было двенадцать лет. Она плавала с двухлетнего возраста и завоевала множество медалей. Но озеро было непригодно для плавания, оно было полно камней – несчастье только и ждало, чтобы случиться. Было проведено расследование, но коронер тоже пришёл к заключению о случайной смерти. Третья статья была о родителях девочки. Её мать, Трейси, была на большом сроке беременности, когда случилась эта трагедия. Она была на месте происшествия, но не умела плавать. Её подруга Стелла сказала, что Трейси никак не может себя простить и, наверное, будет до конца жизни испытывать чувство вины.

Я хотела перестать читать, но не могла. Я хотела порвать все эти газетные вырезки до единой и отмотать время назад, к тому моменту, когда я сидела на кухне у миссис Джексон. Бисквит ворочался у меня в желудке, угрожая вырваться наружу, но я продолжала читать.

Отца девочки звали Бен Миллер. В статье говорилось, что он тоже не мог себя простить. Он должен был провести тот роковой день с дочерью, но они поссорились, и она выбежала из дома. Трейси побежала за ней, но Бен был слишком сердит. До этого случая они с дочерью были очень дружны, даже неразлучны, но в тот день не поладили.

В вырезках были и фотографии. Но я по-прежнему не могла это всё осмыслить. Снимки озера и моей мамы. Была даже одна фотография Стеллы. И фото Розы-Мэй. Одно и то же фото, чёрно-белое, зернистое и слегка размытое. У неё были длинные тёмные волосы и сверкающие глаза. Она была одета в сарафан. В тот же самый выцветший сарафан, который моя Роза-Мэй носила всё лето. Я на секунду крепко зажмурилась, словно могла изгнать это изображение.

Блокнот на самом деле оказался дневником. Маминым дневником. Страница за страницей были заполнены её мелким, аккуратным почерком. Несколько записей смазались и расплылись, как будто она плакала, когда писала их. Дневник начинался в июне, в год моего рождения, и заканчивался тоже в июне – следующего года. Я прочитала наугад одну запись из середины дневника.

1 февраля