Поезд метро остановился в темных туннелях где-то между Сорок Второй и Сорок Девятой улицами. Он застрял минут на двадцать, и пассажиры забеспокоились.
И я в том числе. Я дергаю дверь между вагончиками и выхожу на крошечную платформу, перегибаясь через нее в попытке обнаружить причину остановки. Конечно, это бесполезно. Вот так всегда. Я могу разобрать только стены туннеля, пока и они не исчезают в темноте.
Поезд неожиданно кренится, и я чуть не выпадаю с платформы. Я хватаюсь за ручку двери в последний момент, и напоминаю себе, что нужно быть более осторожной. Трудно быть осторожной, когда чувствуешь себя неуязвимой.
Мое сердце стучит как отбойный молоток всякий раз, когда я мечтаю о своем будущем.
Бернард читает мою пьесу.
Как только я покинула Кляйнфельд, сразу же помчалась в телефонную будку и наконец, дозвонилась до него. Он сказал, что у него в разгаре кастинг. Я поняла по его голосу, что он не очень-то ждет моего визита, но продолжала настаивать, и он смягчился. Наверное, он понял по моему голосу, что я нахожусь в настроении, в котором меня ничто не остановит.
Даже метро.
Поезд проскрипел прямо к платформе на станции Сорок Девятой улицы.
Я прохожу через вагоны, пока не оказываюсь в головной части поезда, и снова совершаю опасный поступок — спрыгиваю с поезда прямо на бетон. Я поднимаюсь к эскалатору, проталкиваясь через Блумингдейлс, а затем несусь в Саттон Плейс, бешено потея в своей белой виниловой штуке.
Я ловлю Бернарда возле его дома, а он ловит такси. Я вырастаю у него из— за спины.
— Ты опоздал, — говорит он, звеня ключами, — А сейчас опаздываю я.
— Я поеду с тобой в театр. Тогда ты сможешь рассказать, понравилась ли тебе моя пьеса.
— Сейчас не лучший момент, Кэрри. Мой ум не сфокусирован, — он весь в своих делах. Я ненавижу, когда он такой.
— Я ждала весь день, — умоляю я. — Я схожу с ума. Ты должен мне сказать, что думаешь.
Сама не знаю, почему я такая навязчивая. Наверное, потому что я только что из Кляйнфельда. Наверное, потому что Саманта не появилась. А, может, потому что я никогда бы не захотела выйти замуж за такого как Чарли, и обзавестись такой свекровью, как Гленн. Это означает, что я должна успеть в чем-то другом.
Бернард морщится.
— О Боже! Тебе не понравилось, — я чувствую, как мои колени подгибаются.
— Расслабься, малыш, — говорит он, усаживая меня в такси.
Я взлетаю на сиденье рядом с ним, как птица в небеса. Бьюсь об заклад, что на его лице читается жалость ко мне. Но это выражение быстро меняется, значит, наверное, мне показалось.
Он улыбается и гладит мою ногу.
— Пьеса хорошая, Кэрри. Действительно.
— Хорошая? Или действительно хорошая?
Он ерзает на сиденье.
— Действительно хорошая.
— Честно? Ты так считаешь? Или просто прикалываешься надо мной?
— Я сказал, действительно хорошая, правда?
— Скажи это еще раз. Пожалуйста!
— Пьеса действительно хорошая, — он улыбается.
— Ура!— кричу я.
— Я могу теперь отправиться на свой кастинг? — спрашивает он, извлекая рукопись из портфеля и передавая ее мне.
Я вдруг понимаю, что в страхе сжимаю его руку.
— Кастингуй, — говорю я милостиво. — Отчаливай на кастинг. Ха-ха. Доволен?
— Конечно, малыш, — он наклоняется и дарит мне быстрый поцелуй.
Но я удерживаю его. Обвиваю его лицо ладонями и крепко целую.
— Это за то, что понравилась моя пьеса.
— Думаю, теперь мне почаще будут нравиться твои пьесы, — шутит он, выходя из такси.
— Да, будут, — говорю я сквозь открытое окно.
Бернард входит в театр, и я облегченно откидываю голову. Я получила то, чего так хотела. И затем я задумываюсь: а если бы Бернарду не понравилась моя пьеса и то как я пишу, нравился ли бы мне
К счастью, это вопрос на который у меня нет ответа.
— И у неё хватает наглости говорить Саманте, что я высокомерная.
— Хорошо… — Миранда говорит осторожно.
—Большая раздутая голова. Как баскетбольный мяч,— говорю я, наклоняясь в зеркало, чтобы нанести больше помады. — И тем временем, она выходит замуж за этого глупого спортсмена…
-Почему ты так беспокоишься? — Миранда спрашивает. — Не похоже, что ты должна снова с ними увидеться.
—Я знаю. Но разве они, возможно, не были немного впечатлены? Я сделала со своей жизнью большее, чем они когда—либо сделают.
Я говорю, конечно, о Донне ЛаДонне и ее матери. После своей неявки в Кляйнфельд, Саманта сводила ЛаДонн в Бенихану в качестве утешительного приза. Когда я спросила Саманту, упоминала ли Донна меня, она ответила, что Донна сказала ее, что я зациклилась на себе и стала неприятной. Что очень взбесило меня.
— Саманта нашла платье? — спросила Миранда, поправляю прическу.
— Она так и не появлялась. У нее была какая-то важная встреча, которую она не могла пропустить. Но не в этом суть. Меня раздражает ,что эта девица думала, что она была королевой в старшей школе, — я замолкаю с мыслями о том, не становлюсь ли я монстром. — Ты же не думаешь, что у меня большая голова, правда?
— О, Кэрри. Я не знаю.
Это означало - да.