Лето в большом городе

— Как поездка? — спрашивает он, приглаживая мне волосы.

— Здорово, — говорю я, затаив дыхание, и думая как же хорошо мы проведем время вместе.

Он придерживает дверь, и я скольжу на переднее сиденье. Машина старая, шестидесятых годов выпуска, с полированным деревянным рулем и блестящими никелевыми циферблатами.

— Это твоя машина? — спрашиваю я, кокетливо.

— Питера.

— Питера?

— Мужа Тензи, — он заводит машину, включает передачу и рывком двигается с места.

— Прости, — он смеется, — Я немного отвлекся. Не пойми неправильно, но Тензи настояла, чтобы ты была в отдельной комнате.

— Почему?— бросаю я раздраженно, но в глубине чувствую облегчение.

— Она начала выпытывать у меня, сколько тебе лет. Я сказал, что это не ее собачье дело, и поэтому она что-то заподозрила.

— Тебе же больше восемнадцати, правда? — спрашивает он полушутливо.

Я вздыхаю, будто этот вопрос нелепый.

— Я говорила тебе. Я на втором курсе в колледже.

— Просто проверяю, котик, — говорит он, подмигивая. — И не бойся жить у Тензи. Она может придираться, но у нее большое сердце.

Другими словами, она законченная сука.

Мы въезжаем на длинную дорожку из гравия, которая ведет по парку и заканчивается перед домом с черепичной крышей. Он не настолько огромный, как я представляла (учитывая, какие особняки я видела по пути), но все же довольно большой.

Выглядит так, будто дом обычного размера, присоединили к каким-то амбарным строениям.

— Красивый, правда? — спрашивает Бернард, глядя на дом сквозь лобовое стекло. — Я написал здесь свою первую пьесу.

— Правда?— отвечаю я, выходя из машины.

— Переписал, точнее. Первый вариант я написал во время рабочей смены на заводе по розливу в бутылки.

— Это так романтично!

— Тогда не очень. Но спустя время, да, это звучит романтично.

— Превратилось в клише? — спрашиваю я, дразня.

— Как-то я пошел с приятелями вечером на Манхэттен погулять, — продолжает он, открывая багажник. — Наткнулся на Тензи в клубе. Она настояла, чтобы я отправил ей свою пьесу. Сказала, что она агент. Я даже не понимал тогда, что за агент. Но я отправил ей пьесу, решив, будь что будет. И следующее, что она сделала — пригласила меня сюда на лето. Здесь я смог писать. Не отвлекаясь.

— И тебя... — спрашиваю я, пытаясь найти нужное слово, — ... не отвлекали?

Бернард смеется.

— Когда отвлекали, это не было невежливым.

Дерьмово. Значит ли это, что он спал с Тензи? А если спал, то почему не сказал мне? Вообще-то, мог бы предупредить. Я надеюсь, что во время уикенда не всплывут еще какие-нибудь неприятные факты.

— Не знаю, чтобы я без Тензи делал, — говорит он, обнимая мои плечи одной рукой.

Мы уже почти вошли в дом, когда появляется Тензи собственной персоной, бодро шагая по тропинке, выложенной плиткой. На ней надета белая тенниска. Пока у меня не было возможности узнать, большое ли у нее сердце, зато сразу видно, что грудь - огромная. Груди так натягивают ткань ее рубашки-поло, как будто это два камня, которые вот-вот извергнутся из клокочущего вулкана.

— Вот вы где!— говорит она мило, прикрывая глаза от солнца.

Она вырастает передо мной и, переводя дух, говорит.

— Пожала бы тебе руку, но я потная. Питер где-то в доме, но если ты хочешь выпить, зови Элис. — Она разворачивается и рысит обратно во двор, размахивая руками в воздухе.

— Она выглядит мило, — говорю я, стараясь хорошо относиться к ней. — И у нее очень большая грудь, — добавляю я, гадая, видел ли Бернард ее обнаженной.

Бернард кивает.

— Но она ненастоящая.

— Ненастоящая?

— Силиконовая.

Значит, он ее видел. А то как бы он узнал об этом?

— Какая у нее еще пластика?—

— Нос, конечно. Она хочет быть похожей на Бренду из фильма “Прощай, Колумб” . Я всегда говорю ей, что она больше похожа на миссис Робинзон, чем на миссис Памкин.

— А как ее муж считает?

Бернард усмехается.

— Я думаю, большей частью он считает так, как она ему скажет.

— Я имею в виду, насчет силикона.

— О, — отвечает он. — Не знаю. Он проводит много времени, прыгая.

— Как зайчик?

— Больше как Белый Кролик. Разве что без карманных часов, — Бернард открывает дверь и зовет. — Элис! — Так, как будто он у себя дома.

Учитывая историю с Тензи, я думаю, что так и есть.

Мы вошли в амбарную часть дома, которая была переделана в гигантскую гостиную, обставленную диванами и мягкими креслами. Еще там был каменный камин и несколько дверей, ведущих в невидимые коридоры.

Одна из проемов приоткрывается, и в комнату высовывается маленький человечек с длинными волосами и по—девичьи красивыми чертами лица.

Он хотел войти в другую дверь, но заметил нас.

— Кто видел мою жену? — допытывается он с английским акцентом.

— Она играет в теннис, — говорю я.

— Ох, точно, — он стучит себя по лбу. — Рад вас видеть, да, очень рад. Просто адская игра, — он быстро говорит без паузы. — Ну, чувствуйте себя как дома. Ты в курсе Бернард, все как всегда — mi casa es su casa ⁶и все такое. Мы сегодня приглашены на ужин с президентом Боливии, так что мне нужно освежить свой испанский.

— Gracias ⁷, - говорю я.