Лето в пионерском галстуке

— Ну… Не прям так же, явно, что по-другому, но чтобы вы отдыхали меньше — ни за что не поверю. Вы ж только и делаете, что командуете да поручения раздаёте, а сами, пока другие работают, под ивами лежите и балдеете. — Юрка улыбнулся. — Что, разве не так?

— Тебе ли не знать, как дети выматывают! У меня из-за них нервы уже ни к черту. Так что нам, вожатым, чтобы выспаться и набраться сил, надо больше времени, сна и еды. Особенно еды! — Володя воздел палец вверх. — И, кстати, это касается всех вожатых — опытных и не очень. Так что когда видишь любого, пусть самого матёрого вожатого, знай — он хочет есть. И спать.

— Никогда не замечал за тобой вялости.

— Это потому что обычно я злой, а когда злой, я бодрый.

Юрку развеселил этот разговор, он рассмеялся и сказал:

— Ну так спи, злой вожатый, пока дают.

— Нет, мы норму ещё не выполнили…

— Я доделаю, спи.

Володю не нужно было долго уговаривать: не снимая очков, он закрыл глаза и тут же глубоко задышал. Похоже, он правда сильно устал, ведь уснул мгновенно.

Играло радио. Сороковой симфонией Моцарта завершилась программа «Час мировой симфонической музыки». Второй фортепианный концерт Рахманинова открыл «Час русской фортепианной музыки». Под нежную вторую часть концерта солнце спустилось к верхушкам крон вдалеке. Особенно яркий луч, сверкнув, пробился сквозь листву ивы и пополз по Володиным скулам к глазам. Заметив это, Юрка пересел левее, чтобы его тень закрыла Володино лицо. Черкая сценарий, он почти не шевелился, лишь бы случайно не сдвинуться и не дать солнцу потревожить или разбудить Володю. Украдкой поглядывал на спящего — не проснулся ли?

Порыв тёплого ветра задрал край Володиной рубашки, обнажив пупок. Юрка уставился на его впалый живот, на белую кожу, тонкую и нежную, как у девчонки. У Юрки явно была не такая. Он залез рукой себе под футболку, потрогал и убедился — правда грубая. Вот бы Володину потрогать. От этой сиюминутной мысли дышать стало трудно, жар опалил щёки. Юрка хотел отвернуться и дальше заняться сценарием, но, замерев, не мог отвести даже взгляда…

Жар опустился со щёк на скулы, скулы свело. Юрка уже не просто хотел, а жаждал коснуться. И одновременно боялся — вдруг Володя проснётся. Но страх этот был до того зыбким и туманным, что развеялся очередным порывом ветра, оголившим ещё один сантиметр Володиной кожи.

Не владея собой, не отдавая себе отчёта, Юрка протянул к нему руку, опасливо и медленно. Володя вздохнул и повернул голову набок. Он всё ещё спал. «Такой беззащитный», — подумал Юрка, навис над ним, занёс руку. Его пальцы оказались над самым пупком. Он схватил краешек рубашки, и в голове вспыхнула мысль: «А смелости-то хватит?» Не хватило. Юрка вздохнул и накрыл уголком ткани обнажённую кожу. Отвернулся.

Растерянный, сидел, не двигаясь, так долго, что затекли ноги. На радио заканчивался второй фортепианный концерт Рахманинова, шла последняя, лучшая и любимая Юркина минута — самая светлая и невинная. Не то что Юрка.

Он выпрямил спину, попытался встать, но — вот так номер — не смог разогнуться. Тревога колючим холодом пробежалась по всему телу — Юрка не мог осознать, что произошло, и мучился уже надоевшими вопросами: «Что со мной такое?», «Почему мне так тесно?»

— Уже кончил? — Внезапно раздался Володин голос. Юрка подпрыгнул на месте.

— Что? Я? Нет, я случайно.

Он натянул футболку пониже.

— То есть? — не понял Володя. — Не дописал?

— Нет, — настороженно протянул Юрка.

Он вскочил и рывком отвернулся от Володи, не мог на него смотреть — стыдно. Чтобы успокоиться, стал выполнять дыхательную гимнастику. Глубокий вдох, медленный выдох. Вдох. Выдох… Не помогло.

Володя молчал.

Мысли сыпались на Юрку одна страшнее другой: «Почему опять? Вдруг он заметил? Но ведь он не мог — глаза же не открывал. А если всё-таки заметил, что тогда? Скажу, что журналы вспомнил. Некрасиво получится, но он хотя бы поймёт, — решил он, но тут же рассердился. — Да я ничего такого и не делал. Я только подумал. Я, вообще-то, имею право думать, о чём хочу! — А потом принялся успокаиваться. — Володя не мог ни увидеть, ни узнать», — но успокоиться так и не получилось.

Что он там от ребят со двора однажды слышал — нужен холодный душ? Юрка зло сплюнул под ноги и стал раздеваться. Володя тем временем сел, уставился на него подозрительно:

— Юр, ты чего?

— Жарко, — бросил тот через плечо, задрал ногу и плюхнулся в воду.

***

В лагерь возвращались не спеша, молча слушая радио. Очередная композиция кончилась, началась следующая, и первыми нотами выбила из Юрки все мысли. Он не головой, а телом ощутил, что знает её, знает так хорошо, как ни одну не знал. Он словно услышал не фортепиано, а родной, полузабытый голос. Сердце стиснуло до того сильно, что стало больно дышать. Юрка резко остановился. Володя, ушедший на пару шагов вперёд, обернулся, но ничего не сказал.

— Слышишь её? — прошептал Юрка, сдавленно, даже немного испуганно.

— Кого? Мы тут вдвоём.

— Не кого, а что — музыку. Это она, Володя! Ты только послушай, какая красивая.