– Не спорю. Но мой отец был другого мнения. После того как он дописал этот портрет моей матери, она не позволила ему повторно использовать этот холст, как он в то время нередко поступал. Это было еще до того, как он пристрастился к медикаментам. Картина сохранилась только благодаря ей, но она никогда не висела на стене, потому что, с его точки зрения, свидетельствовала о его неумелости. Для меня это и бесценная память о матери, и напоминание о его безумии.
Его боль так реальна, что ее чувствую даже я.
– Это так грустно, Нико. Он обладал невероятным мастерством, но видел, увы, только мелкие изъяны, от которых не избавлена ни одна работа. Что ж, по крайней мере, он смог получить удовлетворение от того, что некоторые его работы успели купить до его кончины.
Нико пристально смотрит на меня, я вижу в его взгляде душевную боль.
– Верно, вот только в конце концов это довело его до самоубийства.
10. Хоть кому-то я нужна
– Привет, Ферн, как прошел день?
– Хорошо, спасибо, Патриция. Результат – два маленьких рисунка и кое-какие знания о перспективе. Что у вас?
Я пододвигаюсь на скамейке, освобождая ей место, чтобы она не сидела на треснутом выгоревшем куске сиденья. Скамейка стоит в приятном тихом месте. Приготовленный Марго ужин был очень вкусным, я немного переела, и теперь меня клонит в сон. Надо было ограничиться главным блюдом! Но кто способен устоять перед традиционным tarte aux poires?[3]
Только не я!– К моему удивлению, все хорошо. Под надзором мастера мне даже удалось слепить премиленький горшочек. Одиль заполнила печь обжига: ночью горшки будут прожариваться. Завтра мы покроем их глазурью. Я так рада, что вы мне это посоветовали! А еще у меня вышел интересный разговор со Стефаном, он мне очень помог. Симпатичный человек!
Я не верю своим ушам. Кажется, я еще не видела Патрицию за беседой с кем-либо, кроме меня и Келли. Выходит, она начинает открываться, сегодня вечером она выглядит спокойной и уверенной.
– Келли останется здесь еще на неделю или две, она вам говорила?
Патриция мотает головой:
– Я не знала. Очень рада за нее! Она прекрасно ладит с Тейлором. Я заметила ее в его бригаде сегодня днем.
Я удивленно смотрю на нее. Она приподнимает брови, что говорит о том, что известие о Келли для нее не совсем неожиданное.
– Это немного странно: он минимум на десяток лет старше ее. Как вы считаете, мне стоит сказать об этом Нико?
– Почему нет? Впрочем, Тейлор весьма выдержанный и учтивый молодой человек. Я еще с ним не разговаривала, но вчера до меня долетели обрывки их беседы. Я прогуливалась под вечер, когда они удалились с гитарами в сад. Все выглядело вполне невинно.
Мысленно я обозвала себя курицей-наседкой, вечно за всеми приглядывающей.
– Я бы тоже с радостью осталась, но дома меня ждут дела. Конечно, вырваться ненадолго так чудесно! Это прямо благословение. Нико – интереснейший человек. Полагаю, все художники – темпераментные люди, но ему это только в плюс.
– Да, он такой. Управление таким заведением занимает уйму времени. Догадываюсь, что это может огорчать, когда тянет работать, – говорю я.
Она глубоко вздыхает и устремляет взгляд на низкую живую изгородь вокруг лужайки и на кусты роз позади нее.
– Люблю розы, – ностальгически произносит она. – Фред, мой муж, всю жизнь за ними ухаживает, но в этом году они неважно себя чувствуют.
– Ужасно жаль, что он не смог совершить с вами это небольшое путешествие. Догадываюсь, он был бы здесь как в раю.
Она хмурит лоб:
– Он занемог. У нас выдался нелегкий год, но мой брат настоял, чтобы я устроила себе передышку.
– О, Патриция, мне так жаль это слышать! Когда ухаживаешь за больным, жизненно важно иногда вдохнуть кислород. Я с вами всем сердцем.
– Он всю жизнь увлекается садом и умеет углядеть тлю с тридцати шагов! Чувствуете этот аромат?
Я вдыхаю воздух и только сейчас различаю легкий цветочный запах.
– Сейчас, когда вы сказали, я его уловила.
– Один из маленьких подарков жизни! Я так вам благодарна, Ферн! – говорит она, глядя на меня.
– За что, собственно?
– За то, что вы – это вы, – отвечает она со смехом.
– Я? Вы серьезно?
– Вы позволяете мне перевести дух. Я боялась, что совершила ошибку, приехав сюда одна, да еще в дурном настроении. Но это было важно для меня по множеству причин, о которых я умолчу. Я очень рада, что не послушалась интуиции и не помчалась обратно в аэропорт. Чего только не натворишь с испугу! – говорит она, подмигивая мне.
Я отвечаю ей тем же.
– Я рада, что вы остались. Знаю, Келли тоже рада. В понедельник она тоже трусила, совсем как вы, но вы ее ободрили.
Я смотрю на Патрицию, она кивает.
– Ах… Что ж, мне пора идти. Сюда идет Нико, наверное, ему надо с вами поговорить.
Сказав это, она вскакивает и идет в сторону сада. У меня странное чувство: похоже, она хотела что-то мне сказать, но передумала.
– Я вас обыскался, – говорит Нико. – Хочу попросить у вас прощения. Это уже превращается у меня в привычку.