Примите наш подарок, Нико. Такова была предсмертная воля Фреда. Мне немного грустно расставаться с этой картиной, но она принадлежит вам. Об этом никто ничего не знает, включая Стефана. Он думает, что я решила поблагодарить вас за оказанный мне прием: давайте держаться этой версии. Пусть это будет маленькой тайной нашей троицы, не выходящей за ее пределы.
Мы со слезами обнимаемся, отдавая долг памяти Фреду. Мы с Нико переполнены благодарностью к двоим чудесным, бесконечно добрым, великодушным людям.
Последний элемент головоломки встал на свое место. Мы с Патрицией обнимаем Нико, тихо всхлипывающего и сотрясающегося всем телом.
Выходит, у судьбы все же был план.
Мое сердце одновременно пусто и переполнено. Для Нико это завершение многолетних терзаний, и мне посчастливилось сыграть в этом какую-никакую роль. Я не смела даже мечтать об этом. Теперь, когда все кончилось, я не могу представить, как уеду отсюда, как вернусь к своей прежней жизни. Глубоко внутри меня меркнет свет, сердце как будто придавило глыбой льда.
26. Ревность или вина?
– Привет, Эйден, ты можешь говорить?
Я звоню без особой причины, просто день был полон волнений, и теперь, проводив Патрицию и Стефана, я чувствую опустошение и неприкаянность. Нико рано ушел к себе, в гостиной продолжается веселье, но мне не до веселья. Скоро полночь, в Мексике еще только смеркается. Я сижу в постели, в темной комнате нет другого освещения, кроме слабого света луны, сочащегося в окно.
– Вполне. Я только что вернулся. Вечером будет пирушка. Неделька выдалась та еще… – У него усталый голос.
– И у нас веселятся. Хотя мне не до пирушки.
– Проблемы?
В этот раз он разговаривает свободнее, даже с удовольствием; где бы он сейчас ни находился, впервые за долгое время он один.
– Одна из первых приезжих, с которой я здесь поладила, заезжала сегодня к нам на обед по пути на юг. Ее муж болел, она отдыхала здесь неделю, с тех пор он скончался. Она сделала от его имени щедрый подарок, я ужасно тронута. В первую неделю после моего приезда, когда я еще не освоилась, она была ко мне очень добра.
– Наверное, тебе досталось, я тогда этого не понимал… – Наверное, Эйден решил, что я жалуюсь.
– Не в том дело. По доброте душевной она старалась облегчить мне жизнь. Я решила купить скамью вместо старой и гнилой, стоящей здесь у озера. Такую, что простоит годы. На ней будет табличка с именем ее мужа. Как тебе мысль?
– Не надо меня спрашивать, сделай так, и все. Очень правильный поступок.
– На это пойдет пара сотен фунтов. Помнится, ты беспокоился о наших средствах.
– Я истратил здесь гораздо больше тебя, – говорит он со смехом. – Не знаю, что будет дальше, когда я продолжу путь. Так что трать спокойно, и пусть тебя не гложет чувство вины. – Это говорится почти снисходительным тоном.
– Эйден, если бы там у тебя что-то случилось, ты бы со мной поделился, правда?
Тяжелое молчание. Чем дольше оно длится, тем сильнее у меня болят уши. Как молчание может быть таким оглушительным?
– Между прочим, я понятия не имею, что творится там у тебя. Ты сближаешься с людьми, строишь с ними отношения, как будто они – часть твоего будущего. Не осуждаю тебя, у меня здесь то же самое. Как ты считаешь, где мы должны провести черту?
– О ком мы сейчас говорим – обо мне или о тебе?
Я вдруг начинаю слышать его тяжелое дыхание.
– Я имею в виду Нико. По словам Ханны, вы очень близки.
Он обвиняет меня в том, что я завела роман, тогда как меня преследуют мысли о нем и Джосс?
– Он мой наставник, Эйден, только и всего. Находясь здесь, я открыла в себе новое, то, что раньше было недосуг исследовать. Должна тебе сказать, то, что происходит с тобой, тоже исподволь тебя меняет. Но я по-прежнему люблю тебя всем сердцем.
Он стонет.
– Я болван, не обращай внимания. – Он как будто сожалеет, но что я могу вынести из его слов? Что он болван, потому что спит с Джосс? Или потому что решил, что я сплю с Нико, и ревнует?
– Давай не мучить друг друга, Эйден. Мы отвели год на приключения. Большинство людей позволяют себе эту свободу, прежде чем остепенятся. Мы этого не сделали, и судьба не просто так послала нам этот лотерейный выигрыш. Ты жил своей работой и так близко принимал к сердцу жизнь других людей, что обязан был устроить себе перерыв. Я была… – Я делаю паузу, чтобы подыскать правильное слово.
– Ты была счастливой, а я все испортил. – Я слышу, какой он пришибленный.
– Нет, не говори так.
– Это же правда.
Неужели он прав? Я была совершенно счастлива – или жила на автопилоте, просто переползая из одного дня в другой?
– Вероятно, я жил в привычной колее. Ты знаешь, что я вечно волнуюсь. Теперь у меня было время осмотреться и иначе взглянуть на вещи. Чувствую, я стал лучше.