Лето в Провансе

– Если это продолжится, то мы сядем и как следует все обсудим. Не верю, что вы не обращались тогда за психологической помощью. Подозреваю, что существует связь между чувством утраты, от которого вы так и не оправились, и вашей реакцией на разлуку с семьей. Бессонница – это красный флажок, одна она может вызывать депрессию, усталость, угрюмость. Я рядом, Ферн, это моя специальность. Но вы должны быть готовы раскрыться и принять мысль, что причины могут быть глубже.

Его внимание было непритворным, и, возможно, он не ошибался. Потеряв Рейчел вот так, внезапно, даже не простившись, я ощутила пустоту и бессилие. Я гневалась из-за того, что глупая случайность отняла у нас такого бесценного, такого живого человека. Она отправилась отдыхать с двумя лучшими друзьями. Почему судьба бывает так жестока?

Неудивительно, что теперь я цепляюсь за любимых людей: не хватало потерять и их! Возможно, я перегибаю палку, но это так понятно… Этот ящик я еще не готова отпереть, хотя, возможно, обманываю себя, что справлюсь сама, без чужой помощи.

При этом я чувствую вину за то, что причиняю мучения Нико своими приступами уныния по вечерам, когда берет свое усталость, когда я становлюсь вялой и раздражительной, а тут еще скачущая температура… Он очень старается меня отвлечь и развлечь.

Стоя за своими мольбертами, мы порой беседуем: он делится историями из своей жизни, в основном счастливыми моментами раннего детства в испанской деревне. В остальное время мы работаем молча. Так происходит и сегодня.

Яростные алые мазки на моем холсте выдают мой гнев, взявшийся, кажется, из ниоткуда. Внезапно у меня за плечом вырастает Нико.

– В чем дело, Ферн? Что вас гложет?

Он обнимает меня за плечи, забирает у меня кисть, прижимает меня к себе. Мы стоим так до тех пор, пока моя ярость не стихает, пролившись слезами.

– У меня чувство, что ничего уже не будет по-прежнему, и я не знаю, смогу ли вынести эту мысль. Летят недели, ко времени отъезда я стану другой. Последние восемь месяцев во мне было столько жизни, сколько не бывало никогда прежде, но при этом я чувствую, что чего-то мне недостает. Недостает моей семьи. Здесь легко жить просто день за днем. Люди приезжают в «Пристанище» расслабляться, весело приобретать новые навыки, они счастливы, они исцеляются. Но для меня это ненастоящая жизнь, Нико.

Правда в том, что сегодня я совершенно обессилена. Вот уже две недели я сплю не больше двух часов за ночь: это не может не сказываться. Меня слегка лихорадит, мозг неустанно рождает воображаемые тревоги.

– Что творится у вас в голове? До недавних пор вы прекрасно со всем справлялись. Почем вы вдруг запнулись? – Он наклоняется ко мне, мы почти соприкасаемся лбами, он заглядывает мне в глаза и в волнении морщит лоб.

– Я понимаю, что у Ханны проблемы в университете, она сникла. Что-то пошло не так, но она не хочет меня волновать, поэтому все реже звонит и пишет. От этого только хуже, я не перестаю гадать, что стряслось. Вдруг она бросила учебу? – Я всхлипываю и достаю из кармана платок. – Оуэн летит в Норвегию на учения НАТО: я боюсь за него. Он будет писать гораздо реже; его реальный мир наполняет меня ужасом. Эйдену в четверг исполнилось тридцать лет. Я не смогла ему дозвониться, пришлось ограничиться эсэмэской и письмом. Знаю, это глупо, мы договорились отметить его день рождения потом, но это не отменяет моего отсутствия в такой важный для него день. Надеюсь, он увлеченно исследует Таиланд, но на этом его перемещения не кончатся. В наш последний разговор его планы были туманными, сам он был какой-то не такой. С каждой неделей он становится все отстраненнее. Он уже больше месяца почти постоянно в пути. Перерыв, который должен был вернуть ему силы, наоборот, только их отнимает.

Мама и папа тоже стали реже со мной связываться: понятия не имею, что у них там происходит. У меня ощущение оторванности сразу от всех. Я к такому не привыкла – обычно мы все обсуждаем.

– Вас ни от чего не отрезали. Ферн. Когда вы им понадобитесь или когда у них появятся настоящие новости, они с вами свяжутся. Зачем вы так себя терзаете?

– Потому что мы должны быть вместе как семья, но этого нет. – Я борюсь с собой, чтобы мой голос звучал тверже, чтобы не донимать Нико нытьем.

– Чепуха! – произносит он убедительным тоном. – Это жизнь, нельзя крепко привязать к себе любимых людей, они не настолько хрупки, чтобы бояться самим выходить в мир. Безграничная любовь к кому-то – это прекрасно, но жить вместо кого-то невозможно. Все, что вы можете, – это служить для них палочкой-выручалочкой. Это особенная семейная связь, чувство, что при любом событии есть кто-то, кому не все равно, кто выслушает и при необходимости окажет помощь.

Вижу, он говорит это от всей души.

– У вас ведь этого не было? Во всяком случае, с отцом.

Он мотает головой и осторожно размыкает объятия. Отвернувшись, он продолжает говорить, готовясь к уходу.

– В нашей семье самой сильной была мать, но ее жизнь была несладкой. Это длинный и грустный рассказ.

– Вам больно этим делиться? – мягко спрашиваю я, видя, что он колеблется.