Лето волонтёра

Андрей начинает негромко декламировать:

— Не плачь о неземной отчизне,

И помни, — более того,

Что есть в твоей мгновенной жизни,

Не будет в смерти ничего.

И жизнь, как смерть необычайна…

Есть в мире здешнем — мир иной.

Есть ужас тот же, та же тайна —

И в свете дня, как в тьме ночной.

Мне нравится, когда он читает стихи. Я их совсем не знаю, но они красивые. И мне кажется, что каждый раз я понимаю чуть больше, чем в них сказано.

— А что там дальше? — спрашиваю я.

Андрей продолжает:

— И смерть, и жизнь — родные бездны;

Они подобны и равны,

Друг другу чужды и любезны,

Одна в другой отражены.

Одна другую углубляет,

Как зеркало, а человек

Их съединяет, разделяет

Своею волею навек.

И зло, и благо, — тайна гроба.

И тайна жизни — два пути —

Ведут к единой цели оба.

И все равно, куда идти.

Будь мудр, — иного нет исхода.

Кто цепь последнюю расторг,

Тот знает, что в цепях свобода

И что в мучении — восторг.

Ты сам — свой Бог, ты сам свой ближний.

О, будь же собственным Творцом,

Будь бездной верхней, бездной нижней,

Своим началом и концом.[1]

Я киваю. Моё тело жаждет действия, ему хочется сражаться, рвать на куски, восстанавливать справедливость и приносить добро.

Но не время для боя.

— Может быть, ты немного исправишь свой смысл, — говорю я Андрею. — За Землю спасибо. Если вернусь, то проверю.

Андрей едва заметно щурится, его взгляд становится похожим на взгляд Ивана, и я напоминаю себе — это не наш добродушный сумасшедший Андрей, отвергший судьбу Прежнего, это часть монстра, пусть и лучшая его часть.

— В её корне, — я показываю на останки Мод, — есть Изменённая по имени Маргарита. Если возможно вытащить её живой… если она ещё жива…

Андрей ждёт.

— Она хочет всего лишь стать снова человеком, — говорю я. — И жить где-нибудь на берегу моря. Сделай мне такой подарок.

Андрей кивает. Его лицо начинает преображаться, я успеваю заметить десятки людей, словно выглядывающих на мгновение из таинственных глубин, с любопытством глядящих на меня своими глазами — и исчезающих.

Чтобы снова вернуть управление Ивану.

Всё-таки он необычный Прежний. У него рулит самая молодая личность.

А потом взгляд Ивана меняется.

Высший вошёл в него.

Значит, он сделал выбор, и в его основе будет не Мод со своей кунсткамерой уродцев, а Иван с компанией.

— Ты вернёшь меня в мою реальность? — спрашиваю я.

У меня есть ещё козыри в рукаве, хотя я бы не хотел их раскрывать.

— Выброшу, — говорит Высший. — Здесь слишком много проблем, чтобы отвлекаться на тебя.

— Договорились, — киваю я.

— Но тебе придётся разъединиться, — сообщает он. — Ты должен уйти так же, как пришёл. Тремя отдельными личностями.

«Нет», — говорит во мне Дарина.

«Нет», — поддерживает её Милана.

Я смотрю на Высшего.

Он что, серьёзно?

Предлагает мне довериться ему полностью?

Разоружиться?

В человеческом теле, да пусть бы даже и в теле Защитника, я совершенно беззащитен перед ним.

— Да, — говорю я.

И преображаюсь.

Мы стояли рядом, все трое. Голые и босые.

Выл ветер, над головой раздувался Даут. Было очень холодно.

От обезглавленного тела Мод тянуло жаром. Её отрубленная голова внимательно и зло смотрела на меня.

Ну я же чувствовал, что она жива!

— Поразительно, — сказал Высший.

Если бы в нём сейчас командовал Иван, то обязательно отпустил бы реплику в адрес обнажённой Миланы. Какой-нибудь сочный комплимент. Она ему явно нравилась.

Но это Высший, от плотских радостей он далёк. Сколько в нём сознаний, тысячи или миллионы, и как этот бедлам способен работать вместе, вообще непонятно. Человек в дорогом костюме и очках — даже не вершина айсберга, это остриё иглы, уходящей в бесконечность пространств и времён. Имеют ли для него хоть какую-то силу обещания Ивана?

Сомневаюсь.

Высший поднял руки к зениту. Даут начал колебаться, пульсировать, словно воздушный шарик, из которого то выпускают воздух, то выдыхают обратно. Высший даже не смотрит на гигантскую планету, он изучает нас.

— Почему ты рассчитываешь, что я исполню обещание? — спросил он.

— Потому что иначе ты погибнешь, — ответил я.

Высший в замешательстве нахмурился. Я стоял, обняв девчонок, ветер бросал в нас липкий тяжёлый снег.

Нет, правда, очень холодно стоять голым на снегу в метель.

— Объясни, — попросил Высший. — Я могу поглотить вас и узнать всё, но это станет необратимым поступком.

— Правильно, — подтвердил я. — А тебе очень нужно, чтобы мы вернулись в свою реальность и довели дело до конца.

Высший молчал.

Всё-таки, когда они пребывают в человеческой форме, то начинают тормозить. Как гоночный автомобиль в городской пробке, ну не приспособлен он для езды на малых скоростях от светофора к светофору.

— А… — наконец-то сказал Высший.

— Можно ещё попросить штаны? — добавил я. — И рубашку.

И почувствовал на себе одежду — джинсы и рубашку. Мокрые. Высший одел нас прямо на облепленное снегом тело, и снег, конечно же, начал таять.

— Вот как, значит… — произнёс Высший задумчиво. — Спасибо за предупреждение.

Я кивнул.

— О чём он? — прошептала мне на ухо Дарина. Они с Миланой тоже «оделись». Кажется, все мы получили совершенно одинаковые джинсы и рубашки, только каждый свой размер.