Летом 41го.

   - Олеся, Олеся..., ну мы же всё с тобой решили. Это бумага о добровольном сотрудничестве. Всего лишь. Подписываешь и ты свободна. Давай, давай, - подпольщица сдавленно всхлипнула и безропотно подписала бумагу.

   - Я могу идти? - Всё ещё не веря, что она сейчас покинет это страшное здание.

   - Да, сейчас тебя незаметно вывезут. Только ещё пару вопросов. Вот тебе чистый листок, напиши там фамилии тех ребят, кто входит в группу сопротивления.

   Олеся взяла в руку ручку, но услышав что ей предлагают, с отвращением отбросила обратно на стол ручку и решительно сказала: - Я ничего писать не буду.

   Курт взял откатившуюся ручку на противоположную сторону стола и вновь положил ручку перед листком бумаги: - Олеся, я дал тебе слово немецкого офицера, что тебя отпустят после твоего слова "Да". И ты уйдёшь отсюда. Я ещё раз даю слово немецкого офицера, что ни один из твоих друзей, фамилии которых ты напишешь, не будет арестован ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра или через неделю. Это не входит в наши планы. Собирайтесь, пишите листовки, если хотите собирайте информацию, но мы хотим контролировать вас и не допустить, чтобы они, твои друзья, совершили глупости. Вы ещё дети и вам жить и жить. Нас интересуют взрослые, которые в отличии от вас приносят нам конкретный вред. Поэтому смело пиши фамилии и встречайся, общайся, дружи с ними. Да, ещё. Чтобы тебе не было обидно, что с тобой так получилось и страдаешь одна, поставь крестики против фамилий тех ребят, с которыми мы тоже можем спокойно поговорить и привлечь их на свою сторону. Ну, давай.., пиши и не сомневайся...

   В кабинете повисла тяжёлая тишина. Какая борьба происходила в голове юной подпольщицы можно было только догадываться. И Зейдель надеялся, что страх остаться здесь и попасть в руки палачей и насильников, толкнёт её и дальше к краю болота, откуда возвращения нет. Оно будет засасывать всё больше, дальше и глубже.

   Краузе сидел молча и только курил, боясь лишним словом вспугнуть или нарушить ту хлипкую атмосферу доверия, если так можно это было назвать, установившегося между Зейделем и Олесей. Девушка нерешительно взяла ручку в руку и жалобно посмотрела на Курта и тот молча закрыл глаза и одобряюще кивнул головой. А через пять минут на столе лежал список из пятнадцати фамилий, а против трёх стояли крестики.

   - Ну, вот и всё. Молодец. Сейчас тебя вывезут. Иди домой. Живи как жила и раньше. Мы тебя сами найдём через несколько дней.

   В кабинет зашёл водитель Краузе и Зейдель, показав на него, сказал: - Вот он тебя незаметно вывезет и высадит. Иди с ним и не беспокойся ни о чём.

   Девушка неуверенно поднялась с табуретки и, подумав немного, снова села, под удивлёнными взглядами немецких офицеров.

   - А вот скажите - Почему надо выбирать раскаленные иголки, а не холодные? - Неожиданно нормальным голосом задала вопрос Олеся.

   - Тебе теперь не стоит об этом даже думать. Так ведь? - Удивлённо проговорил Курт.

   - И всё-таки мне любопытно.

   Курт озадаченно хмыкнул: - Хорошо. Когда под ногти загоняют раскалённые иголки, нервные окончания быстрее немеют и человек практически не чувствует боли. С холодными иголками этот момент немения растягивается на продолжительное время и человек больше страдает от боли....

   Когда за девушкой и водителем Краузе, который должен был скрытно вывезти из здания СД Олесю, закрылась дверь Дитрих подошёл к Курту и с благодарностью пожал ему руку.

   - Курт, браво. У меня бы не хватило терпенья. Ну, ты молодец... Такое дело провернул. У нас полный список подпольной организации. Мы знаем кого легко можем расколоть. В руках все ниточки, за которые можно дёргать русских в любую сторону. Нам эта русская девка теперь не нужна....

   - Дитрих, но.., но..., не забывай, хоть она и русская девка, но я ей дал слово немецкого офицера.

   - Ладно, Курт, сегодня ты победитель - тебе можно всё. Раз ты сказал нет - значит нет.

  Часть третья.

  Глава шестая.

   Граната глухо ударила с той стороны стены и, отскочив как мячик, громко лопнула во дворе, подняв небольшой снежный смерч смешанный с землёй и дворовым мусором. Это была наверно десятая граната, которая не попала в окно, что было хреновым признаком - нас решили взять живыми. И если мы последними патронами не застрелимся, у немцев это получится.