Властелин пробежал глазами письмо. Взгляд его стал жестким.
— Скверно, — голос у него был красивый: глубокий, низкий, выразительный. — Я постараюсь помочь, чем могу. Сил у нас немного…
Он задумался.
— Я дам ответ. Жди меня здесь, Хэрн.
Хэрн снова — в который раз — изумился способности Властелина запоминать имена и лица. Ведь сколько лет прошло…
Взгляд Властелина остановился на маленькой фигурке в углу.
— Кто это?
Глаза у него были удивительные: глубокие и светлые… Илмар даже дышать перестал.
— Это мой сын.
Хэрн ответил слишком поспешно и умоляюще взглянул на Властелина.
— Понимаю… — Властелин улыбнулся уголком губ. — Подойди, что же ты прячешься? Хотя верно… Не очень-то приятно на меня смотреть, да?
Илмара словно обожгло. Он сорвался с места, подбежал к Властелину:
— Владыка! Разве бы я мог…
— Как твое имя?
— Илмар, — с готовностью ответил мальчик.
«Илмар. Лишенный дома. Вот как…»
— Кем же ты хочешь стать?
Илмар старался не отводить глаза: видеть проступившую в шрамах кровь было страшно; чудовищное противоречие этому мягкому, мудрому взгляду.
— Менестрелем…
— Ты, значит, слагаешь песни?
Илмар облизнул пересохшие губы:
— Да…
— Спой мне что-нибудь.
Илмар запел; голос его дрожал поначалу, но постепенно забыл он обо всем, и не стало ничего, кроме ледяного сияния этих глаз… Юный чистый голос взлетел под своды зала, и слова — простые и трогательные…
— Благодарю тебя, Илмар-менестрель…
Мальчик никогда не думал, что слова могут наполнить сердце такой радостью:
— Позволь мне, Владыка Мелькор…
Илмар не договорил: преклонил колено и благоговейно коснулся губами обожженной руки. Мелькор вздрогнул.
По дороге мальчик долго молчал; потом сказал совсем тихо:
— Какой же я дурень… Придумал сказку: воин в сияющих доспехах… А он — совсем другой…
— Ты разочарован, сын?
— Нет, отец, нет!.. Знаешь… — его голос упал до шепота, словно Илмар поверял великую тайну, — знаешь, я никогда не видел таких прекрасных рук, как у него…
Больше никто из них не проронил ни слова.
— …Они говорят — я не сын тебе. Они говорят — я альв.
В голосе юноши звенело отчаяние.
— Что же ты молчишь, отец? Скажи, что это не так! Мама!..
Хэрн опустил взгляд.
— Мальчик мой… прости, но это правда.
— Как?..
— Ты — Нолдо, мальчик. Ты уже сам видишь, что непохож на своих ровесников, но гонишь от себя эти мысли. Я нашел тебя в лесу. У нас с матерью тогда еще не было детей. Мы — твои приемные родители. Твоих родных убили харги.
— Как же так?.. — юноша сел, стиснув виски руками.
— Это правда, мальчик мой. Мы не хотели говорить тебе. Ты был нам, как родной…
— Я помню, отец… Ох…
Мать всхлипнула.
— Как же так… — повторил Илмар. Одно лицо стояло сейчас перед его глазами. Рэна. Рэна.
…Она жила по соседству, смуглая, маленькая, темноглазая. Она не была красавицей; скорее, она была чарующе некрасива, похожа на маленькую птичку. И голос такой же: звонкий, чистый… Она успела стать частью его сердца. Он уже не представлял себе жизни без нее. И теперь судьба разлучала их навсегда. Теперь? Нет. С самого рожденья. И ничего не изменилось бы, даже если бы — знал. Рэна. Рэна, любимая. Рэна. Лучше уйти, уйти навсегда, и никогда больше не видеть. Ни-ког-да. Слово какое странное. Как же не понял… И язык альвов казался чем-то знакомым, давался слишком легко… Судьба. Ненавистная, жестокая.
«Рэна, свет мой… Мысли путаются… как же так? Куда идти? Отец… Мать… Будь я человеком, в этот год мог стать воином Аст Ахэ… Ангамандо. Придумали имечко: Железная Темница. Мог бы говорить с Владыкой, видеть его… Альв. Как клеймо. По праву рождения — враг ему, враг этим людям, воспитавшим меня… Разве от себя убежишь? Разве забудешь…»
— Отец, — глухо сказал Илмар, — может, я могу рассказать альвам… Может, мне поверят…
«Не Эльф… не человек… Кто я теперь?»
— Я объясню им, отец, я расскажу им… о Мелькоре, о вас… о людях… Отпусти меня.
— Нет, сын, — тяжело ответил Хэрн.
Он ушел все же, не простившись с Рэной, не поклонившись отцу и матери. Не смог. Ушел ночью, с лютней через плечо, безоружный. Не оглядываясь.
…Мало кто прислушивался к нему. Пожимали плечами, недоуменно шептались, иногда гнали, провожая проклятьями и недобрыми взглядами. Так добрался он до берегов реки Гелион — владений Амрода и Амраса, младших сыновей Феанора. Странного менестреля допустили к князьям Нолдор. Смотрели неприязненно, особенно Карантир, которому младшие братья подчинялись беспрекословно, хотя, по сути, он жил здесь на правах изгнанника: в Таргелионе давно обосновались Орки.
— Странные, говорят, ты песни поешь, — сумрачно-лениво протянул Карантир. — Ну, спой нам, чтобы мы услышали сами!
Илмар запел. Все больше мрачнели лица слушавших.
— Темны твои песни.
Юноша не отвел взгляд от лица Карантира:
— Хорошо. Я спою о том, что ты знаешь лучше меня… король, — Илмар усмехнулся.
Тогда он запел об Эльфах Тьмы, и слова его были — жалящая плеть. Карантир поднялся, багровея лицом, стиснув рукоять меча.
— Я прикажу казнить тебя, — прошипел он.
Шепоток пробежал по залу. Илмар рассмеялся:
— Это легко. Я безоружен. Я не умею сражаться — как и они, потомок Финве.