Летопись 1. Крылья черного ветра

Его лицо дернулось, когда он услышал ненавистное имя. Конечно, ведь она — его жена… жена того, кто вынес приговор последним из ее народа!.. какая насмешка… Знал ли сам Финве, кого взял в жены?

— Ты словно ненавидишь его… Мелькор, — в голосе-шорохе — тень печального удивления. — Ты был другим. Ты не умел ненавидеть.

— Думаешь, так можно научить любить? — он поднял скованные руки но, увидев боль на полупрозрачном лице, мягко прибавил. — Прости.

Она снова заговорила о Финве:

— Он такой светлый, открытый — как ребенок… Мне иногда казалось, что я старше его; хотелось помочь, защитить… Разве можно его, такого, ненавидеть?

«Защитить… Вот как…»

Он долго молчал, потом сказал задумчиво:

— В чем-то ты, может, и права. Можно сказать и так… Испуганный ребенок…

Его руки невольно сжались в кулаки, глаза вспыхнули ледяным огнем:

— Не могу, Тайли!.. Не могу…

— Мой Учитель не умел ненавидеть, — повторила она, и он понял, почему каждый раз она с такой запинкой произносила его имя. — Я понимаю… иногда его лицо становилось таким странным… это тень твоей ненависти. Что он сделал тебе? — она прижала узкие бледные руки к груди, посмотрела почти с мольбой. — Что он мог сделать тебе?

«Конечно. Ты же не знаешь, не видела этого».

— Мне? — он не удержался от сухого смешка. — Мне он ничего не сделал. Даже пальцем меня не коснулся.

— Но все же ты ненавидишь его… И сына — его сына — ты тоже станешь ненавидеть?! — с отчаяньем выдохнула она.

— Ты пришла, чтобы просить за них? Нет, я не возненавижу твоего сына, Тайли, — его голос дрогнул, но тут же вновь обрел прежнюю твердость, зазвучал жестко, почти жестоко. — Но не проси, чтобы я простил твоего супруга, королева Мириэль!

Мерцающая фигурка опустилась на колени.

— Не понимаю, — обреченным шепотом, — не понимаю…

— Ты помнишь, что стало с твоей сестрой?

— Ориен… да… ее убили… и Лайтэнн тоже…

— А потом?

— Я не помню… — она смешалась, поднесла прозрачную руку к виску. — Не помню… Не знаю… Я спала… Потом Владыка Ирмо взял меня за руку, и я пошла с ним… Он был почему-то таким печальным… Был свет, и цветы — много цветов… красивые… другие. Не как… дома. Королева Варда улыбнулась мне и сказала — как ты прекрасна, дитя мое… Я так растерялась, что даже забыла поклониться… А он… Его я увидела в Садах Ирмо. Он был такой красивый…

«Верно, красив. Это я помню. Высокий, стройный, сероглазый…»

— …в короне из цветов… Мы смотрели друг на друга — как будто вокруг и не было никого… Потом мы часто виделись, и однажды я сплела ему венок из белых цветов, и он…

— Нет!..

Она вздрогнула и отшатнулась. Он стиснул до хруста зубы, сжал седую голову руками:

— Нет, нет! Только не это… Не так…

— Что с тобой?

«Нельзя говорить… Душа так беззащитна… но как объяснить по-другому? как сказать — да, я не должен ненавидеть Финве, да, не он — главный виновник, да, он не понимал, что творит, он был как испуганный ребенок — но я не могу простить его, не могу забыть те слова, не могу… Пусть я несправедлив, но быть справедливым — выше сил. Может, я так и не перестал быть богом, но не могу остаться беспристрастным. Велика же твоя любовь, дитя: ведь ты пришла не затем, чтобы узнать, что случилось с твоим народом, почему убили твою сестру, где твой брат — пришла просить за Финве…»

Он молчал. Она долго ждала ответа, потом скользнула к двери, но обернулась на пороге и спросила как-то беспомощно-удивленно, словно впервые задумалась об этом:

— Мелькор… Почему ты — здесь? Зачем тебе сковали руки?

Он поднял на нее глаза — и внезапно, не выдержав, хрипло и страшно расхохотался.

Она исчезла — легкий утренний туман под порывом злого ледяного ветра, — а он все смеялся, пока смех не перешел в глухое бесслезное рыдание — и умолк.

«Спроси у моего брата, почему я здесь. Спроси у Ауле, почему у меня скованы руки. Спроси у Тулкаса, как погиб твой отец. Спроси у Ороме, почему убили тех, кто сопровождал вас. Спроси у своего мужа, как умер Ахтэнэр, твой брат!»

…Ахтэнэр — черные с золотыми искрами глаза, черные с отливом в огонь волосы, дерзкий и насмешливый… Знал ли будущий Король Нолдор, что обрек на смерть брата той, которая стала его возлюбленной супругой? Наверно, нет; и она не знала…

А Манве, должно быть, радовался этому союзу: как же, сумел исправить зло, содеянное негодяем-отступником, выиграл битву за юную душу, смог излечить ее! И сколько еще таких детей в Валиноре? Детей ведь не стали убивать, Великие милосердны: зачем казнить, если можно приказать забыть…

Ирмо медленно шел среди теней и бликов, шорохов и отдаленного звона падающих капель росы. Там, где проходил Владыка Снов и Грез, Сады обретали новую, целительную силу. Медленно, в задумчивости шел он, словно скользя над травой, не оставляя и легкого следа на земле. Говорили, что Сады — часть самого Ирмо, его сила и разум. Наверное, это было правдой — он ощущал Сады, как самого себя. И сейчас дергающая боль в виске вела его туда, где от чьего-то горя умирали травы.