Летопись 1. Крылья черного ветра

Намо молча проглотил оскорбление — он понимал, что Мелькор вправе так говорить. Он набрался решительности и задал свой вопрос.

— Мелькор, скажи, зачем ты создал Орков?

— А-а, значит уже появились в твоих владениях… А почему ты считаешь, что я их создал?

— Так говорит Манве.

Мелькор зло рассмеялся.

— Конечно, что можно ждать хорошего от злодея Мелькора! Ах, бедные Дети Илуватара!

Внезапно он замолчал, и затем продолжил совсем другим голосом — с какой-то затаенной тоской и горечью:

— Не я их создатель, хотя доля моей вины здесь есть.

— Но кто тогда?

— Страх. Страх и темнота.

— Но разве не ты творец тьмы и страха?

После недолгого молчания:

— Намо, скажи, ты боишься Тьмы?

Намо задумался.

— Нет, пожалуй. Я ведь привык к темноте.

— Не путай темноту и Тьму. Темнота идет из Тьмы, но и Свет рождается во Тьме. Надо лишь уметь видеть… Ты видишь звезды?

— Да, но…

— Давно?

Намо опять задумался и, вдруг охнул от изумления — в этот миг он понял, что видел их всегда, еще до рождения Арды. Словно рухнула завеса между зрением и осознанием. Почему сейчас? Неужели — Мелькор?

Мелькор понял его молчание.

— Значит и ты можешь видеть. Но смеешь ли? Сможешь ли понять, что Тьма была до нас, что она не мной создана? Я могу лишь видеть ее и понимать, и помогать другим увидеть и познать ее. Тьма не рождает страха в том, у кого есть разум и воля не бежать от нее, но всмотреться и понять. А Дети Единого оказались слабы духом… в большинстве своем. И живут они теперь почти все под опекой Валар, не сами… А Орки — что ж, они бессмертны как и Эльфы. Они рождены страхом и мстят за свой страх всем; страх — их сущность, страх — их оружие… Всем хороши создания Эру — мудры, красивы, отважны… Но им никогда не понять цену и смысл жизни, ибо не дано им смерти. И никогда им не познать в полной мере цену добра и зла, ибо в любом случае не будет им наказания. По сути они одно с Орками, потому так и ненавидят друг друга; и те, и другие — проклятие Арды.

С какой-то жестокой горечью говорил Мелькор эти слова, и, когда он замолчал, Намо спросил его, сам пугаясь своего вопроса:

— Мелькор, Эльфы Тьмы… они были у меня — в чертогах Людей. Сказали — мы Люди… Но Люди должны прийти после Эльфов… Нет, я не о том…

Он ответил не сразу: заговорил резко, словно бросая Намо в лицо:

— Я не стану говорить с тобой о них. Ты пришел узнать об Орках — ты узнал. Теперь уходи. Тебе может не поздоровиться за разговор со мной.

— Мелькор, — негромко сказал Намо, — если позволишь, я буду иногда приходить к тебе и говорить с тобой.

В ответ раздался злой смех:

— Если позволишь! Великий Владыка мертвых просит позволения у ничтожного Мелькора! Нет, Мандос, я не хочу ни неприятностей для тебя, ни милости от Манве. Уходи.

Намо не видел лица Мелькора в непроглядной темноте. Но ему показалось, что Мелькор видел его. Он уходил со странным чувством в душе — невероятной смесью боли, надежды, тяжести и облегчения. «Мелькор, — думал он. — Да, Манве верно выбрал ему наказание. Для него нет ничего тяжелее, чем лишиться способности творить. Что бы ни выходило из его рук — разве наказанием исправить душу? Может, лучше было понять… А теперь он озлоблен, и сделали его таким мы. Боюсь, что ныне сила его обратится только к злу. А ведь он воистину сильнейший из нас». Одно теперь Намо знал точно — он еще не раз придет к Мелькору.

Что-то случилось с ним после первой встречи с Мелькором. Он понял, что именно, лишь после того, как вышел, наконец, из врат своих чертогов наверх. Он чуть не ослеп. Свет. С неба бил в глаза Свет — он понял, что именно это — Свет, а не то, что источали Деревья Валинора! Намо чуть не закричал от радости. Свершилось великое! Ему захотелось поделиться радостью своей со всеми, он думал — это дар Эру, и все знают об этом, но никто не понял его. Никто ничего не видел. Он встретил испуганный взгляд Манве и внезапно понял — Манве боится его, Намо! И кощунственная мысль о том, что он сильнее Короля Мира, смутно зашевелилась в душе.

Ноги сами привели его к Мелькору. На сей раз он нес в руке хрустальный сосуд с упавшей звездой, и впервые, со дня суда увидел лицо Мелькора. Мятежный Вала сидел, прислонившись к стене. Он слегка прикрыл глаза — отвык от света. Волосы его поседели, и морщины наметились в уголках рта и на лбу. Руки в тяжелых кандалах бессильно лежали на коленях. Это было так неестественно, так нелепо — сильные, гибкие, красивые руки, предназначенные создавать, были скованы, чтобы не смели творить ничего… Намо тяжело вздохнул, переступая порог, и на лице его были смятение и раздумье. Мелькор, увидев это, сам спросил его:

— Что тяготит тебя, Владыка Судеб, Повелитель Мертвых?

Голос его был ровен и спокоен, не как в прошлый раз. Намо показалось — Мелькор ждал его. Все же ждал.

— Похоже, что я видел Свет, — не то вопросительно, не то с уверенностью сказал Намо. — Понимаешь, я вышел — а в небе свет! Там что-то огненное, яркое, прекрасное! Я радовался, я говорил: «Смотрите, вот он — Свет!» А они…

— А они ничего не видят и пугаются твоих слов. Да?

— Да, да! И Манве — он испугался! Чего? Не понимаю…