Летопись 2 (СИ)

  Пробуждение было мучительным. Мешок завязали так плотно, что воздух почти перестал поступать. Бешеное солнце жгло слева, справа невыносимо вонял псиной верблюжий бок. Спина затекла, рук и ног не чувствовал, верхняя губа вывернута и прижата скотчем чуть ли не к носу, отчего дышать совсем не комильфо. Или как там еще на языке древних жителей Европы! “Так жить нельзя, – решил Алексей. – И что, вообще, за свинство так обращаться с ценным товаром!” О том, что “ценный товар” могут продать каким-нибудь людоедам гурманам, он не думал.

  Чувствуя, что еще чуть и задохнется от вони и пыли, Алексей начинает барахтаться. Оказывается, его действительно связали, как … обвязали. Обмотали тряпками, словно мумию, даже глаз открыть нельзя! Злость вскипела, словно разум возмущенный у пролетариев всех стран, которые так и не объединились. С первого раза освободиться не получилось, зато со второго ткань издала грустный треск, плотные объятия разомкнулись, правый локоть уперся в бок верблюда, спокойная скотина изрыгнула рев и повернула голову, подозрительно глядя на оживший тюк. Алексей успокаивающе ткнул еще раз, затем ухватился за складки мешка и почти без усилия разодрал. Глубоко вздохнуть мешал скотч. Аккуратно снял, вытер лицо тряпьем. Когда мышцы наполнились свежей кровью и перестали дрожать, высунул голову. Вокруг, насколько хватает глаз, простирается равнина, поросшая кактусами и кустами, почти лишенными листьев. Красный суглинок потрескался от длительного лета, слабый ветер ворошит пыль, уныло бренчат колокольчики на верблюжьих шеях.

  “И чего мне так везет на пустыню? – подумал Алексей. – Терпеть не могу чертовы пустыри!” Изображать младенца в люльке больше не хотелось, но и лезть наружу тоже нельзя – получишь очередную дозу, откинешься, потом очнешься в каком нибудь ящике. Пришлось ехать на верблюде, озирая окрестности из мешка. Цирковой караван шел не спеша, но все-таки шел и уже через полчаса пахнуло влагой. Верблюды и прочая скотина оживились, растительность стала гуще. Провести привал в мешке не хотелось. Алексей выждал момент, когда мимо проходил кто-то из циркачей с крашеными палками, высунул голову из мешка и как можно вежливей просит:

  – Престут… престат… Бл…ь, позови рыжую бабу, разговор есть!

  С треском разрывает мешок и прыгает на землю в ворохе цветных тряпок, которыми был спеленат. Если бы верблюд зарычал и превратился в белого медведя, жонглер или, проще говоря, престидижитатор испугался бы меньше. Крашеные палки летят на землю, смуглое лицо страшно белеет, выступает обильный сальный пот, нижняя челюсть отъезжает вниз и вбок, глаза увеличиваются раза в полтора. Жонглер издает звук, похожий на шипение проткнутого мячика, ноги подгибаются, тело приникает к земле.

  – Ты чего людей пугаешь? – раздается совсем рядом старческий голос.

  Алексей оборачивается. Возле верблюда стоит тот самый старик, который переводил разговор с рыжей.

  – Чего? Да никого я не пугаю, – на “автомате” отвечает Алексей, затем спохватывается: – Ты кто? Откуда русский знаешь?

  – Я монах. Русский язык знаю, ибо сам русак, – обстоятельно и не торопясь говорит старик.

  – Русский монах в Америке? – не поверил Алексей.

  – Представь себе, – кивнул старик. – Людям темной земли необходим свет истинной веры.

  – Ага. И каким же ветром тебя занесло? В темные-то земли!

  – Никаким. Я здесь на свет появился.

  У Алексея вытянулось лицо.

  – Ты здешний!? Тогда какой же ты, на хрен, русский? Я слышал, как ты мяукал на британском языке.

  – Да, я знаю американское наречие британского языка, – кивнул старик. – Ну и что? Разве плохо знать другой язык? Ты вот, кроме русского, ни хрена больше не знаешь, верно?

  – А мне и не надо! Пусть они наш учат, если хотят разговаривать с нами, – надул щеки Алексей.

  – А если кишка тонка, то пусть вставят за ухо электронный переводчик, верно? – улыбнулся старик.

  – Не остри, дед! Не у всех есть время учить чужое тявканье, – ответил Алексей, стряхивая остатки пыль и остатки тряпья.

  – Но к тебе это не относится.

  – Хочешь сказать, что я …

  – Hey, what is this? (Эй, что за дела?) – раздается возмущенный окрик.

  К Алексею и старику приближается рыжая, пальцы сжимают взведенный стреломет, глаза вытаращены от злости и удивления.

  – All right, we’re just talking!(Все в порядке, мы просто разговариваем!) – отвечает старик, примирительно выставляя руки.

  – You’re talking to a prisoner. We did not agree! (Ты разговариваешь с пленником. Мы так не договаривались!)

  – It makes no sense to keephim tied up. Your poison has no effect. I will be able to persuade him not torun away. (Нет смысла держать его связанным. И твой яд на него не действует. Я сумею уговорить его не убегать.)

  – I wonder whu I should believe you? (Интересно, почему я должна тебе верить?) – криво усмехнулась рыжая.

  – Because I’m not lying(Потому что я не лгу), – просто ответил старик.

  – Okay(Ладно), – поколебавшись секунду согласилась рыжая. – But the chain I wear(Но цепь я на всякий случай надену), – предупредила она.