Летопись электричества

На длинном столе физического кабинета Они установили катушку Румкорфа и в ее первичную обмотку через ключ ввели батарею элементов. Концы вторичной обмотки катушки были подведены к двум металлическим шарикам, между которыми происходил искровой разряд. Таково было несложное устройство излучателя электрических лучей. Приемник, собранный по схеме Лоджа, тоже был прост. Он представлял собой гальваническую цепь, состоявшую из последовательно включенных трубки Бранли, батареи элементов и гальванометра.

Опыты шли удачно. Стрелка гальванометра, неподвижно стоявшая на нулевом делении, сразу же резко отклонялась, как только начинал работать передатчик. Маленькая искорка передатчика командовала движением стрелки гальванометра, установленного в приемной цепи на другом конце стола.

Чтобы снова приготовить аппарат для приема, нужно было постучать по трубке Бранли. Так делал Лодж в своих опытах. Тогда сцепление опилок нарушалось, и ток в приемнике прекращался.

— Не нравится мне это, Петр Николаевич! — сказал своему ассистенту Попов. — Опилки не всегда отвечают на действие искры. Лодж пишет, что в этом повинно несовершенство передающего аппарата. А я думаю не так. По-моему, передатчик здесь ни при чем.

— От чего же зависит возможность непрерывного приема волн? — спросил Рыбкин.

— По-моему, Петр Николаевич, нужно придумать другую конструкцию приемника. Нужно так сделать, чтобы передатчик, приняв волну, всегда был готов принять следующую…

Александр Степанович внезапно умолк. Его осенила какая-то мысль. Он быстро подошел к шкафу, снял с полки гальванометр Депре — Д’Арсонваля и поставил его на стол.

— Зачем это? — спросил ассистент.

— Надо, чтобы без помощи наших рук разрушался мостик для тока в металлических опилках. Зачем стучать пальцем по трубке? Это может происходить автоматически…

Александр Степанович взял слюдяную пластинку и насыпал на нее немного металлических опилок. Это плоское блюдце он положил на движущуюся рамку гальванометра. Схема приемника осталась прежней, но изменилась конструкция всего устройства.

— Теперь попробуем, Петр Николаевич. Я включаю ток приемника. Видите? Рамка гальванометра неподвижна. Включите передатчик.

В следующее мгновение Рыбкин увидел, что, как только в передатчике проскочила искра, в приемнике двинулась рамка гальванометра, связанная с нею стрелка ударила по слюдяному листку и вернулась на место. Во время удара произошло встряхивание опилок, значит снова восстановилось большое сопротивление току в цепи приемника.

Решено было испытать дальность приема волн. Для этого Рыбкин перенес приемник на самый дальний стол кабинета. Приемник и здесь работал исправно.

Когда Рыбкин определил расстояние, оказалось, что 12 метров отделяют передатчик от приемника.

— Александр Степанович, на каком расстоянии между приборами проводил свои опыты Лодж?

Александр Степанович заглянул в журнал:

— Восемь метров!

Рыбкин переживал минуты непередаваемого восторга. Он молча смотрел на Александра Степановича, радуясь тому, что сегодня помогал этому большому человеку.

— Завтра продолжим опыты? — нарушил молчание Рыбкин.

— Охотно, Петр Николаевич! Нужно еще подумать над приемником.

Попов снова вспомнил Герца, и ему стало обидно. Великий физик никогда уже не узнает о том, что он ошибся в своем детище…

Ни Попов, ни Рыбкин в спешке памятного дня не обратили внимания на примечание «от редакции», которым сопровождалась статья Лоджа в английском журнале. А в этих нескольких строках было сказано очень много важного.

«Опыты Герца и Лоджа могут быть применены па пользу человечеству. Редакция уверена в том, что это случится очень скоро, как только за разработку опытов Герца и Лоджа возьмется практический человек — электротехник».

Утверждение редакции оказалось пророческим: опыты Герца и Лоджа находились в верных руках замечательного русского ученого и практика — А. С. Попова.

* * *

В продолжение следующей недели Попов и Рыбкин почти не выходили из минной школы, продолжая свои опыты в физическом кабинете. За это время Александр Степанович успел изобрести новое видоизменение трубки Бранли, которую французский физик назвал «когерер» (по-латыни — сцепщик).

Изобретение нового когерера Попову далось не сразу. Александр Степанович испытал много различных металлических порошков и различные формы трубок, прежде чем остановился на своем типе — с платиновыми листочками и железным порошком.

После этого он решил вторую очень важную задачу.

— Петр Николаевич, скорей сюда! — воскликнул, вбегая в физический кабинет, радостно взволнованный Попов, доставая иа ходу из кармана пиджака небольшой листок бумаги. — Рекомендую вашему вниманию новую схему приемника. Мы можем теперь избавиться от гальванометра. Смотрите: это — известная вам трубка с опилками, это — звонок, это — реле обычного телеграфного типа, а это — батарея…

Рыбкин внимательно следил за движениями руки Попова, пояснявшего схему.

^{Схема грозоотметчика Попова.}