Такой картины он никак не ожидал увидеть. Рядом с костром сидела его одноклассница Ира Михайлова. Ее светлые джинсы и спортивная куртка резко контрастировали с грубой одеждой из шкур хррагов, надетой на сидящих рядом, но как будто не замечающих ее женщин. Односельчанки тихо перебрасывались короткими фразами, постоянно оглядываясь и прислушиваясь к ночному лесу. Эти женщины, видимо, привыкли к такой жизни — наверняка жены часто сопровождали мужей на охоту или другие промыслы. Они по очереди вставали и отходили в темноту, вглядываясь в чащу.
Ира Михайлова сидела напротив костра боком к лежащему Саше. Ее голубые глаза отстраненно смотрели на игру языков пламени. Светлые вьющиеся волосы были завязаны в хвост на затылке светло-розовой резинкой. Она сидела, положив руки на поджатые к груди колени. Даже в свете костра на ее курносом лице были видны веснушки.
Нереальность происходящего приковывала взор. Противоестественным было появление его одноклассницы, которую он не видел уже около четырех лет, то, что женщины не замечали загадочной гостьи. Но самой странной деталью было то, что Ира, будучи одного года рождения с Сашей, так и осталась в двенадцатилетнем возрасте — именно такой, какой она ему запомнилась, когда ее увозили из интерната. Те же джинсы и спортивная куртка, та же прическа и та же розовая резинка — ничего не изменилось.
Ему вспомнился тот дождливый промозглый день, когда увозили Иру. Уже потом он узнал, что директор и школьный психолог решили отправить психически неуравновешенную девочку в психушку, называемую в простонародье «Пятеркой».
О! «Пятерка» была самым совершенным инструментом запугивания, которым без зазрения совести пользовалось руководство интерната. Неугодные или слишком «активные» дети старались не попадаться на глаза директору, чтобы не попасть в руки врачей «Пятерки». Но некоторым это не удавалось. Тогда интернатовским психологом Зиной Петровной спешно составлялось заключение о психической неуравновешенности, и провинившийся попадал на «лечение». Обычно срок длился около недели. Кто-то из «Пятерки» возвращался, а кто-то так и оставался навсегда.
Ему вспомнился Олежка Петров, которого за «постоянное нарушение дисциплины» отправили на две недели «лечиться». От веселого и смешливого парнишки не осталось и следа. В интернат вернулся молчаливый запуганный мальчик. Через месяц его снова забрали, и больше Олежку никто не видел.
В случае с Ирой все было по-другому. Скорее всего, именно ей и нужна была помощь врачей. История Иры Михайловой мало чем отличалась от судьбы большинства обитателей школы-интерната номер восемь. Родители-алкоголики, лишенные родительских прав, или абсолютное отсутствие оных по причине смерти — вот в принципе наиболее типичные формулировки в личных делах детей.
Ира попала в интернат, когда ей было одиннадцать лет, и прожила она там всего лишь около полугода. За этот короткий срок она так и не смогла сойтись с ребятами. Часто оставаясь в одиночестве, девочка могла часами сидеть на берегу небольшого лесного пруда, находящегося недалеко от школы, молча смотреть в окно из своей комнаты или лежать на кровати, уставившись в одну точку на потолке. На уроках она просто присутствовала, сидела тихо, не мешая преподавателям проводить занятия. Естественно, молчаливая странная девочка быстро оказалась в невидимой изоляции. Одноклассницы и одноклассники делали вид, что не замечают ее. Преподавателям и нянечкам не было никакого дела до непонятного ребенка. По сути, Ира Михайлова была изгоем среди таких же изгоев, оставшихся без семей, никому не нужных, потерявших все и оставшихся наедине с жизнью.
Никто не позаботится об их будущем, они сами будут добывать себе пропитание, сами будут искать свой угол. Многие сломаются, а многие выживут. Выживут, чтобы идти дальше через сложности и неудачи. Саша пока справлялся со своими испытаниями, а вот Ира… Что-то надломилось у нее внутри, что-то, что помогает жить и бороться дальше.
— Знаешь, почему я оказалась в интернате? — Ее тихий и спокойный голос заставил вздрогнуть. Она смотрела, не отрываясь, на танец костра, не шевелясь и не повернув головы к своему собеседнику. Всемила и Дора сидели у огня, тихо перешептываясь и абсолютно не замечая Иру.
Не дождавшись ответа, она продолжила:
— Мы жили в небольшом поселке, в доме на окраине. Было очень удобно. Дом стоял на пригорке, а у его подножия текла небольшая речка. Как сейчас помню: летом мы с соседскими ребятами все лето проводили на берегу. Купались, пекли картошку, ловили рыбу, строили шалаши…
Саше показалось, что Ира даже улыбнулась счастливым воспоминаниям, но это было всего лишь на миг. Ее бледное лицо снова приняло выражение отчужденности и отстраненности.