— Не было вчера никаких странников. Один только Омегыч, но он уже третий день как у нас…
— Как так? А я тебе паутинку посылал.
— И паутинки не было, — сказала Мать.
Паучки иногда не долетали до неё с известиями. Но вот то, что какой-то мокрый бедолага заблудился, несмотря на то, что его отправили к ней в дом, было хуже.
— Погоди-ка, погоди, — Дух Леса нахмурился. — Ааа, не дошёл ещё просто. Болен он, еле на ногах держится. Я и сам вечно скриплю да похрустываю. Не тот уже стал, не тот…
Из леса и правда выбрался человек. Был он потрёпан, грязен, мокр и бледен. Очень худое и измождённое лицо казалось мёртвым. Увидев Мать Некромантов (Дух Леса моментально и без малейшего звука скрылся в чаще), он покачнулся ей на встречу, воспалёнными губами прошептал «Помоги» и упал на траву.
Вздрогнули паутинные сети, уронили с себя сверкающую росу, посыпались с ближайшей осины медяки листьев. Мать Некромантов, цокнув языком, склонилась над беднягой.
Хорошее настроение, тёплым клубком спящее в её душе, развернулось, потянулось, лапками скребя и цепляясь до боли, и спрыгнуло в мокрую траву. Начинался очередной день забот.
Молодой мужчина, свалившийся на руки Матери Некромантов, был истощён, покрыт ожогами и вдобавок, скитаясь в мокрой одежде по лесу, подхватил воспаление лёгких, сжигавшее его изнутри сухим, беспощадным огнём. Куда там волшебному пламени Омегыча!
— Помоги, — сказал он Матери.
«Знаю, — подумала она, — надо быть добрее к тем, кто просит помощи, и ценить жизнь. Но он мне не нравится. Боги мои, боги, почему он мне так не нравится? Словно я внесла в дом беду!»
— Ты должен поклясться мне своими кровью и костями, кожей и жилами, всей своей жизнью и посмертным сном, — сказала она медленно, — своим именем и именами своих предков. Поклянись, что не причинишь зла ни мне, ни моим детям.
Она слегка запнулась, словно боясь что-то упустить, и продолжила:
— И каждому живому, условно живому и неживому существу в моём доме и в его окрестностях!
— Ты со всеми так строга, женщина? — хрипло, с перерывами на тяжелые вдохи и выдохи, спросил мужчина.
— Нет, — подумав, ответила Мать Некромантов, — но ты мне не нравишься.
— Я клянусь… кровью и костями, кожей и жилами, жизнью и посмертным сном, — запинаясь, произнёс клятву человек, лежащий на пороге дома-на-семи-ветрах. — Я клянусь именем своим и своих предков до седьмого колена, и своими ещё не зачатыми детьми. Клянусь, что ни тебе, ни тому, кто живёт в доме, я не причиню вреда. Помоги же мне, или я умру.
— Все умирают, — сказала Мать Некромантов.
Она подставила ему плечо, помогла встать и впустила в свой дом.
Пить. Пить. Боги, как жарко… пить.
Руки, которые только что вытерли губкой пот с его лица и поднесли к губам соломинку, через которую он жадно принялся глотать прохладный травяной отвар, не были ласковыми. Он с трудом разлепил глаза. И лицо не было ласковым. Суровый взгляд, пожатые губы. Женщина, давшая ему приют, поила его чаем и хмурилась.
— Вчера мне было… лучше, — чувствуя себя виноватым в том, что злит эту женщину, сказал Странник.
— Видимо, временно, — буркнула она. — Есть будешь?
Странно, но он не чувствовал себя голодным.
— Пить. Ещё.
— Много вредно, — ворчливо сказала женщина. — Ну, хоть жар спал, и то хорошо. Спи.
— Я не хочу спать, — капризно сказал Странник.
Ему хотелось поймать её взгляд, а лучше — улыбку. Но женщина смотрела недоверчиво и строго.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Мать.
Он прыснул со смеху. Мать, с ума сойти.
— И много у тебя детей?
— Одиннадцать… нет, двенадцать, — ответила она, чуть запнувшись. — Скоро будет тринадцать.
Он попытался приподняться, чтобы рассмотреть её. Не больше двадцати пяти лет, небольшого роста, рыжая, но без веснушек. Глаза серые, холодные, смотрят неприязненно. Стройная, никаких признаков того, что ждёт прибавления.
Двенадцать детей, сказала она. Скоро будет тринадцать. Врёт?
— Как зовут тебя? — спросила она с нажимом.
— Отвечу, если скажешь правду и своё имя, — после чая к Страннику стали возвращаться силы и уверенность. — Мне нельзя называть тебя Матерью: ты мне не мать.
— Я Мать Некромантов. Не нравится? Зови Хозяйкой. Мне безразлично.
— Ну, тогда зови меня Странником. Как все зовут.
- Странником? Или, быть может, Убийцей? — спросила Мать беспощадным тоном.
Захотелось от неё как-то отгородиться, и это желание, пожалуй, Странника расстроило. Не родилась ещё та женщина, которой он должен бояться!
— Моя дочь узнала тебя. Ты собирался убить её и моего…
Снова заминка.
- Знакомого, — её красивые губы дрогнули, произнеся это неловкое слово.
— Я не убиваю женщин и детей, — беспечно ответил Странник. — Если ты о той девочке, я бы не стал её убивать, клянусь. Сядь ближе, Мать, посмотри на меня — я слаб, словно котёнок. И ведь я уже поклялся всем, чем ты хотела, что никакого вреда…
Он поймал её руку — тёплую, твёрдую, мозолистую, но Мать отдёрнула её, словно коснулась раскалённого кирпича.