Летучие мыши появляются в сумерках

Она переспросила, что это за музыкальная шкатулка. Я напомнил ей о подарке, который она послала слепому нищему. Она ответила, что посылала только цветы, и повесила трубку, сказав, что очень занята. Я подумал, что либо после этого происшествия у нее возникли затруднения с памятью либо она не хотела, чтобы кто-нибудь об этом знал, потому что иначе она кое-что припомнила бы…

— Подождите минуту, — прервала его Берта, — вы уверены, что это она прислала музыкальную шкатулку?

— О да. Она — единственная, кому я говорил о своей любви к подобным вещам. Я подумал, что, может быть, у нее более серьезная травма головы, чем она сама об этом думает, и решил…

— Как ее голос звучал по телефону? Как обычно?

— Нет. Ее голос был напряженным и грубым. По-моему, она действительно не в себе. Ее память…

— Вы рассказывали об этом Больмэну?

— О чем?

— О телефонном звонке и музыкальной шкатулке и о том, как Жозефина Делл потеряла память?

— Подождите… Да, я рассказывал. Берта занервничала:

— Вы получили музыкальную шкатулку сразу же после того происшествия?

— Да, через день или два.

— И каким образом?

— Из магазина, который продал ее, какой-то антикварный магазин. Я забыл название. Посыльный сказал, что ему поручили передать мне шкатулку. Он сказал, что шкатулку специально держали для одной молодой леди, которая внесла задаток за нее и наконец выплатила всю сумму…

— Вы рассказали об этом Больмэну? Кому еще вы рассказывали об этом?

— Тхинвеллу — нашему водителю и…

— Съешьте меня с потрохами! — воскликнула Берта, вскакивая на ноги.

— Что случилось? — спросил Кослинг.

— Тупица из тупиц, дура из дур!

— Кто?

— Я.

— Не понимаю, — опешил Кослинг.

— Какая-нибудь метка на музыкальной шкатулке или что-нибудь, указывающее на магазин, который…

— Я не знаю. Я ощупывал ее только снаружи. Странно, что вы спросили, кому еще я рассказывал о том, что у Жозефины провалы памяти после того происшествия. Я помню, что Больмэн задал мне такой же вопрос.

— Вы говорили ему, что Тхинвелл тоже в курсе?

— Да. У меня есть знакомый врач, и у Тхинвелла возникла идея, что врач мог бы встретиться с Жозефиной и понаблюдать за ней так, чтобы она не знала о причине его визита, но прежде я должен был убедиться, что именно она послала мне эту вещь. Тхинвелл считал, что это мог сделать кто-то еще. Я не думаю, что это могло бы быть так. Нет, я никогда никому не говорил…

— Вместе со шкатулкой не было никакой записки?

— Нет. Записку принесли с цветами. Шкатулку доставили так, как я рассказывал, без записки.

Берта взволнованно направилась к двери, потом остановилась, вернулась назад, нарочито зевнула и сказала:

— Мне кажется, что после всего пережитого вы очень устали. Что вы скажете, если мы закруглимся?

— Разве из того, что я сообщил, ничто вас не взволновало?

— О, сначала мне кое-что пришло в голову, — ответила Берта, снова зевая, — но теперь я чувствую, что ошиблась. Вы не знаете, сколько она заплатила за шкатулку?

— Нет, но думаю, что довольно много. Это очень красивая вещь с росписью по стенке. Какой-нибудь пейзаж, написанный маслом.

— Вам кто-нибудь описал эту картину?

— Нет, я почувствовал это пальцами. Берта опять продолжительно зевнула:

— Ладно, я собираюсь ложиться спать. Вы поздно встаете?

— Да.

— Я обычно не встаю раньше девяти или полдесятого. Это не слишком поздно для вас?

— Если судить по тому, как я чувствую себя сейчас, я могу проспать целые сутки.

— Отлично, отправляйтесь и хорошенько поспите. Увидимся утром.

Берта провела его через ванную в соседнюю комнату, помогла снять женское платье, обошла с ним комнату, чтобы он смог привыкнуть к расположению вещей в ней, поставила его трость около постели так, чтобы он легко мог достать ее, и потом сказала:

— Спите крепко. Пойду тоже сосну.

Она вернулась к себе в комнату, закрыла дверь и прислушалась, потом схватила шляпу и пальто, выскочила из комнаты, на цыпочках прошла по коридору к лифту и спустя десять минут неслась на сумасшедшей скорости в сторону Лос-Анджелеса.

Только после Помоны ей неожиданно пришло в голову, что она поступила в точности так же, как Джерри Больмэн, и, возможно, по той же самой причине. А в настоящий момент Джерри Больмэн успокоился уже навсегда.

Глава 26

Темнота, царившая на улице, была ей на руку. Подъезжая к кварталу, Берта выключила фары и снизила скорость, перешла на первую передачу, как при парковке. Она остановила машину у обочины, заглушила мотор и прислушалась. Она ничего не услышала, кроме обычных ночных звуков, еще не замерших в этот час: стрекот сверчков, лягушачий хор и другие таинственные ночные звуки, которые не услышишь в густонаселенных районах города.

Берта достала из кармана свой фонарик. Освещая себе дорогу тусклым светом фонарика, она направилась к дому.

Темный силуэт дома довольно неожиданно появился перед ней. Она пошла по дорожке к дому, придерживаясь за поручень, подошла к крыльцу и поднялась по ступенькам. Дверь была плотно прикрыта. Должно быть, полицейские закрыли ее. Берта решила выяснить, закрыли ли они дверь на замок.

Она подергала за ручку. Дверь не открывалась.