Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец

   — Ты знаешь, может быть, он лишил меня наследства — ведь я никогда не навещал его там внизу, в Тынском храме. Но, силы небесные, я ведь не могу — не могу спуститься в Прагу! Возьми это, Тадеуш, возьми! Только не надо, только не надо. Я не должен знать его содержания! Иначе не видать мне наследства как своих ушей! Спрячь его, Флугбайль, спрячь хорошенько; но... но... к-но только не надо заглядывать в него! Не заглядывай в него. И подпиши на случай своей смерти, что оно мое. Ты же знаешь: оно принадлежит мне! Но, слышишь, хорошенько спрячь! У меня оно никогда не будет в безопасности: все знают о нем. Потому-то они и исчезли. И Ксенерль тоже...

   — Что? Твоя племянница ушла из дому? — вскрикнул лейб-медик. — Куда?

   — Тс, тсс. Пропала... Она ведь теперь все знает. — Тут Эльзенвангера как заклинило: он непрерывно твердил, что «она все знает». В течение нескольких минут ничего больше нельзя было от него добиться...

   — А вчера, Тадеуш, весь город поднялся. Теперь уже все знают об этом. Вечером они осветили гору Жижки — завещание ищут... И Брок, — он многозначительно подмигнул в сторону собаки, — тоже что-то учуял. Ты только посмотри, как он боится. Ну, а у Заградки разразилась мушиная чума. Кругом сплошные мухи. Полон дворец!

   — Константин, ради Бога, ну что ты несешь! — вскричал императорский лейб-медик. — Ты же знаешь, в ее доме никогда не

было мух! Это только ее воображение. Не надо верить слухам!

   — Клянусь душой и Богом! — колотил себя в грудь барон. — Я их видел собственными глазами.

   — Мух?

   — Да. Черным-черно.

   — От мух?

   — Да, от мух. Однако мне пора. Не дай Бог, полиция пронюхает... И слышишь, хорошенько спрячь! Да не забудь: в случае твоей смерти оно принадлежит мне! Но только ты его не читай, иначе я останусь без наследства. И никому не говори, что я заходил к тебе! Прощай, Флугбайль, прощай!

И так же, как вошел, сумасшедший тихо, на цыпочках выскользнул за дверь.

Вслед за ним с уныло поджатым хвостом плелся старый верный пес...

Тоскливая горечь поднималась в Пингвине.

Он подпер голову рукой.

«Вот еще один ходячий мертвец. Бедняга!»

И он вспомнил Богемскую Лизу с ее тоской по ушедшей юности...

«Что же могло случиться с Поликсеной? И... и с мухами? Странно, всю жизнь Заградка защищалась от воображаемых мух — и вот они действительно явились. Как будто сама же их и накликала».

В нем шевельнулось смутное воспоминание, как этой ночью кто-то голый с митрой на голове рассказывал ему об исполнении бессознательных желаний — как раз то, что так великолепно соотносилось с нашествием мух.

«А не пора ли исчезнуть и мне? — встрепенулся он внезапно. — Самое время!.. Но ведь надо во что-то одеться. И куда подевалась эта баба с моими брюками? Лучше всего выехать уже сегодня. Лишь бы подальше от этой проклятой Праги! Здесь снова безумие чадит из всех закоулков. Нет, мне совершенно необходимо пройти в Карлсбаде курс омоложения».

Он позвонил.

Подождал. Никто не явился.

Позвонил еще раз.

В дверь постучали. «Ну наконец!»

— Войдите!

Ошеломленный, он откинулся на подушки, испуганно натянув одеяло до самого подбородка: вместо экономки на пороге стояла графиня Заградка с кожаной сумкой в руке.

   — Ради Бога, любезнейшая, я... только что-нибудь на себя накину.

   — А я и не думала, что вы спите в сапогах для верховой езды, — даже не взглянув в его сторону, буркнула старуха.

«Очередной заскок», — решил императорский лейб-медик, покорно ожидая дальнейшего.

Некоторое время графиня хранила молчание, глядя куда-то в пространство.

Потом открыла сумку и протянула ему допотопный седельный пистолет.

— Вот! Как это заряжают?

Флугбайль осмотрел оружие и покачал головой.

   — Это кремневое оружие, почтеннейшая. Такое древнее, что его и заряжать-то опасно...

   — Но мне нужно!

   — Ну, прежде всего необходимо засыпать в ствол порох, потом забить туда бумагу и пулю. И наконец, подсыпать пороху на полку. Когда кремень ударит, искра все подожжет.

   — Прелестно, благодарю. — Графиня спрятала пистолет.

   — Надеюсь, сударыня, вы не собираетесь воспользоваться этим самопалом? Если вы опасаетесь, что дойдет до беспорядков, то самым разумным было бы уехать в деревню.

   — Полагаете, я побегу от этого сброда, Флугбайль? — Графиня мрачно усмехнулась. — Этого еще не хватало! Поговорим о чем-нибудь другом.

   — Как себя чувствует контесса? — не сразу нашелся императорский лейб-медик.

   — Ксена исчезла.

   — Что? Исчезла? Ради Бога, с ней что-то произошло? По крайней мере, вы уже распорядились о розысках?

   — Искать? Зачем? Или, вы думаете, будет лучше, если ее найдут, Флугбайль?

   — Но как все это произошло? Ну расскажите же, графиня!

   — А ровным счетом ничего не произошло, просто в день святого Яна она сбежала из дому... Скорее всего, к Отакару... Вондрейку. Мне всегда казалось, что так оно и будет. Кровь! Кстати, тут давеча ко мне явился какой-то тип с длинной желтой бородой и в зеленом пенсне. («Ага, Брабец!» — прошептал Пингвин.) Болтал, дескать, знает кое-что о ней. За свое молчание хотел денег. Естественно, его вышвырнули вон.

   — И он не сказал ничего более конкретного? Сударыня, прошу вас!