Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

— А может, кто-то на ней на танцы в ресторан ездил?.. Ответа мы так и не нашли, и похититель не объявился.

— Ну так как, новогодний сюрприз остается в силе? — спросил я.

— Не волнуйся, Фишинг кинг, — сиял капитан Матти, вновь обретший свою посудину. — Ты еще сам мне после Нового года позвонишь и скажешь, был сюрприз или нет.

Очень уверенно сказал, без капли сомнения.

А теперь пора переходить к самому главному. К той картине, что привез мой дед с финской войны. С нее-то я и начал эту историю.

Когда мы вернулись в Москву… Кстати, ту видеокассету с моей семгой, которую Ира засняла, таможенница на границе изъяла, заявив, что осуществляет «политконтроль», и, просмотрев, вернула часа через полтора.

— Понравилось? — поддел я ее.

— Очень профессионально снято, — кивнула она, дура. Ира надулась от гордости.

Так вот, когда мы вернулись в Москву, Ира вдруг вспомнила про финскую картину. Ей непременно захотелось перевесить ее из кухни в большую комнату.

— Хороший вид, — говорила она. — Будет нам напоминать о поездке.

Но ни она, ни я не знали — еще как будет напоминать!

Наступил Новый год. После тостов за здоровье детей, семьи, родных и близких, я предложил выпить за день рождения нашего далекого друга Матти. Я потянулся чокнуться бокалом с Ирой, но… она изумленно смотрела куда-то мимо меня. Я обернулся и тоже замер.

Позади на стене висела та самая картина с финским пейзажем. Пейзаж-то пейзажем… Ну, как и было, озеро, лес, валуны, но вот причала, человека с удочкой и собакой на нем — раньше не было! И не только этого!

Кто ж знал, что озеро окажется именно тем, где мы были. Что причал — тот, где мы не раз стояли. Что бородатый человек с удочкой — вылитый Матти. Что пес — это… Сказать вам его имя?

А дом на заднем плане? Флагшток? Лапландский сруб? Домик — конура? Жаль только, буковки на ней нельзя прочитать, даже с лупой. А Рессу-то!.. На картине он протягивает лапу, словно по команде: «Рессу, тассу!»

… Как и заведено у нас с письмами из-за границы, поздравление от Матти пришло с опозданием на месяц. Плохо работает финская почта. В нем была приписка: «Ну, как? Я пожелал в 12 ночи! Но ничего конкретного. Пусть, мол, будет для вас просто сюрприз».

И все.

Мы потом видели дома у Валерия ту картину. Она почти в точности совпадала с цветным снимком, который он недавно сделал с отснятой в Финляндии пленки. Один и тот же ракурс.

Фотография нас совсем доконала.

— А может, ты кого-то попросил с фото нарисовать картину? — сомневался толстяк Федор.

— Ага, — кивнул кучерявый детина Глеб.

— Вы что, не можете старую картину от нового снимка отличить? — обиделась Ира — жена Валерия.

Действительно. Против фактов не пойдешь.

— Когда я смотрю на картину, мне почему-то слышится отдаленный перезвон тех международных колоколов — с той далекой бензоколонки… — сказал Ураганов.

ТРЕПАЧ НЕСУСВЕТНЫЙ

Ах, Ялта, Ялта… Живая и грустная. В Ялте почему-то всегда грустно, как бы весело тебе не было. И ведь у каждого города есть свое главное настроение: Москва и Берлин — деловые, Одесса и Рим — веселые, Питер и Гамбург — тоскливые, а Ялта и Венеция — грустные…

Чудный Ялта город. Чудный и чудной. В нем я, помните, пережил одно из своих самых незабываемых приключений, когда сподобился побывать в облике «рукастого человека». А вот, пожалуйста, другая необычная быль.

«Богатырь» стоял в ялтинском порту. Я на берег не пошел вместе с другими, уже и стемнело, чего там толкаться на шумной набережной, где народу, как семечек в мешке.

Облокотясь на предварительно проверенный поручень, я стоял у борта на нижней палубе, покуривал и стряхивал пепел в большое ведро с песком.

— У вас тут пиво чешское есть? — внезапно раздался за спиной чей-то быстрый мужской голос.

Я резко обернулся. Что за шуточки!

Передо мной стоял незнакомый высокий худой человек лет двадцати семи заурядного курортного обличия, в линялых джинсах и кроссовках. Как он проник на корабль? Наверное, вахтенный зазевался. Но вид у незнакомца был мирный, трезвый, лицо открытое, улыбка добрая, и я не стал сразу его прогонять. Не на боцмана Нестерчука он нарвался. Тот бы показал ему пиво, тем более чешское.

Вероятно, и у меня был вполне миролюбивый вид, он проникся ко мне доверием.

— Я здесь в санатории отдыхаю, — показал он куда-то в сторону Нижней Ореанды. — Мы там заспорили, ну и я проспорил. А парни сказали: слетай-ка, если ты такой умный, в порт за чешским пивом. Тут на любом лайнере, говорят, можно в барах достать. Но лишь своим пассажирам продают, — он доверчиво глядел на меня, — и не на валюту.

— Я не пассажир. Да и какой же это лайнер? Не можешь научно-исследовательское судно отличить?

— Значит, ошибся, — смутился он, — я на музыку летел.

У нас и правда в радиорубке громко наяривал джаз. Профессиональный радист Николай по духу из тех ребят, что любят слушать музыку вместе с улицей.

— Со всех ног? — уточнил я.

— Что?..

— Со всех ног, говорю, летел? — Наш возраст предлагал общение только на «ты».

— Да уж не крыльев, — засмеялся он. — Сказанул! Нет, приятный мужик. Мне нравятся те, до кого мой тонкий юмор доходит.