Летун. Фламенко в небесах

Позавчера пришлось садиться на вынужденную на каком-то бобовом поле километрах в четырёх от аэродрома. Во время начинающейся весенней грозы, на последних парах бензина, без единого патрона, если не считать тех, что в барабане нагана — револьвером пользоваться не пришлось, не Империалистическая, чай, война — и с полуотломанной плоскостью крыла. Вчера приехал трофейный грузовик, «чато» прицепили к нему словно тележку и перетащили на аэродром, на предмет починки. Поскольку давешний бой оставил от эскадрильи «рожки да ножки»: пару относительно целых, хотя и попятнанных пулевыми отверстиями, истребителей, которые сейчас в состоянии летать, и два севших, где не положено, «инвалида», — мой и Мачадо — которые требуется приводить в порядок.

Так что работы нашим технарям теперь вволю. А вот нас, троих пилотов, получивших травмы при посадке, командование отправило в близлежащий город Лериду — за медпомощью. Нет у нас на аэродроме никаких медиков, кроме санитара-недоучки Валенсио Эскобаро, предел умений которого — наложение повязки и вправление вывихов. Тем более, что с неба всё время льёт и взлёт-посадку стало рискованно производить даже на нашем аэродроме с одной асфальтированной ВПП.

Трофейный итальянский Фиат-621 довёз нас к городскому перекрёстку, а оттуда до госпиталя де Монсеррат пришлось топать пешком, благо что все трое мы держались на ногах. С утра мятежники перешли в наступление[1] и теперь у медиков царил упорядоченный хаос. В коридорах раненые пока что не лежали, но палаты были близки к стопроцентной заполненности. Франкистская артиллерия била по городу, но снаряды рвались в нескольких кварталах отсюда. Мирных жителей в городе почти не осталось, учитывая массовые жертвы от недавних бомбардировок «Легинона „Кондор“» и итальянцев.

Мне в очередной раз на этой войне повезло: выяснилось, что правая рука у меня не сломана, а имеет место быть вывих, правда, приходящийся на старую трещину в локтевом суставе. Руку мне быстро «оформили» в лубки и повесили на косынке. Что же до ссадины на лбу — как шутят медики, «были бы мозги — было бы сотрясение», а так — просто промыли перекисью водорода и пришпандорили на место кусок кожи, чтобы не пугать впечатлительных сеньор светящейся наружу черепной костью. И отпустили с богом (в которого республиканцы вроде бы не верят). А вот Хуана Мачадо и Пако Торреса всё-таки госпитализировали «на несколько дней».

Пришлось покидать госпиталь в одиночестве. А так, как подвёзший нас до города грузовик давно укатил дальше, за боеприпасами — бомбами и пулемётными патронами — пришлось «голосовать за Автодор». Куда там! Автомобилей на улицах почти не встречалось, а редкие исключения проносились мимо меня даже не притормаживая. Вот и пришлось мне передвигаться по улице в северном направлении «на одиннадцатом номере», периодически застывая с поднятой рукой в тщетной надежде, что вот этот очередной водитель «подкинет» хотя бы до городской окраины. Увы…

Внезапно проехавшая было мимо легковушка остановилась и сдала назад. Распахнулась передняя пассажирская дверца:

— Солдат! Куда идёшь, где твоя винтовка?

Из машины выглядывал республиканский командир в фуражке и похожей на мою кожанке, года на три-четыре младше меня сегодняшнего.

— Альферес Денисио Русо, камарадо, авиация! Винтовка мне не полагается — она в кабину истребителя не влезает! Возвращаюсь в свою эскадрилью на аэродром Альфес!

— Альферес — это тот, который на севере от города?

— На северо-западе, где шоссе на Уэску.

— Документы покажи.

— Пожалуйста. Но и ваши документы пожалуйста. А то ведь Пятая колонна не отдыхает!

Взаимно предъявили документы. Оказалось, что передо мной — команданте Педро Матео Мерино, девятьсот двенадцатого года рождения, командир сто первой бригады.

— Вот что, альферес: до твоего аэродрома далеко, но, если хочешь, могу довезти тебя до деревни Альпикада, а там ты уже пешком.

— Спасибо, камарадо команданте!

Я примостился на заднем кожаном диване автомобиля и мы двинулись дальше. Минуты через две Матео, поглядывавший на меня в зеркальце заднего вида, вдруг обернулся:

— А ведь я про тебя знаю, Русо! Видел фотографию в газете. Ты же американец из России, пилот истребителя!

— Вернее сказать — я русский из Америки. Могу и на бомбардировщике летать, и на разведчике. В тридцать шестом году начинал воевать в эскадроне «Янки».

— А почему сейчас не летаешь?

Я показал на подвешенную на косынке руку:

— Да вот, позавчера встретили в небе пилотов Муссолини. Разогнали их, конечно, но и мне пришлось на вынужденную посадку приземляться. Руку вывихнул, а «чато» сейчас ремонтируют.