Лев

— Первый эпизод, дамы и господа, — сказал он. — Кинг в младенчестве.

— Не шути так, Джон, — сказала Сибилла вполголоса.

Она встала и склонилась над фотографиями.

— Они так долго пролежали в шкафу, — продолжала молодая женщина, — что я уже забыла, как это прелестно. Посмотрите!

Она протянула мне десяток снимков.

На них, в разных положениях, — то на худеньких руках маленькой девочки, которая казалась младшей сестренкой Патриции, то у нее на плече, то у нее на коленях, то с бутылочкой молока — всюду было изображено самое трогательное существо, какое только можно вообразить, — неуклюжее, полуслепое, с квадратной головенкой.

— Неужели это Кинг? — невольно воскликнул я.

Буллит взъерошил волосы, которые уже успели высохнуть и снова стали рыжей гривой, и ответил своим хрипловатым голосом, дрогнувшим от волнения и нежности:

— В самом деле трудно поверить, что этот львенок…

— Никогда не видела такого беспомощного, такого доброго и ласкового существа, — перебила его Сибилла.

И только Патриция не сказала ни слова. К тому же она не смотрела на фотографии.

— Мне так хотелось тогда его понянчить, — продолжала Сибилла, — но Патриция мне не позволяла. Стоило мне прикоснуться к маленькому львенку, она так кричала от злости, просто ужас!

До сих пор безмятежное лицо Патриции на какое-то мгновение стало яростным и неукротимым, как тогда на поляне под деревом с длинными ветвями.

— Кинг мой! — сказала она.

Я живо перебил ее:

— А здесь что происходит?

На снимке был виден какой-то пушистый сверток, из которого наполовину высовывалась круглая мордочка с закрытыми глазами и маленькими изящными ушками.

— Он простудился, — объяснила Патриция. — Я завернула его в мой свитер.

Казалось, она снова успокоилась, но, когда я попытался ее о чем-то еще спросить, Патриция сухо ответила:

— Извините, я тогда была маленькая. Я уже не помню.

Это было явной неправдой. Я знал это по рассказам самой Патриции, когда ока лежала между лапами Кинга. О детстве львенка Патриция хранила в памяти малейшие подробности. Но она не хотела вспоминать о тех днях, когда он полностью зависел от нее, потому что сейчас огромный хищник вольно бродил в африканской ночи и был для нее недостижим.

— Мой отец может рассказать вам обо всем, — сказала Патриция. — Ведь он делал снимки.

Она снова взяла ядовито-желтый альбом, и Сибилла присоединилась к ней. Оки сели в одно кресло и тихонько заговорили о чем-то своем. Теперь я мог, — и это было мое единственное желание, — полностью сосредоточиться на фотоснимках, которые Буллит выкладывал передо мной один за другим.

Они были подобраны по датам. Таким образом, я как будто смотрел замедленный фильм и передо мной открывались тайны звериной жизни, я следил за постепенными превращениями младенца-львенка, которого укачивала худенькая девочка, в великолепного, могучего и величественного зверя, и мне казалось, что он неотрывно смотрит на меня огромными золотистыми глазами.

Котенок. Большая кошка. Совсем молодой львенок. Юный хищник. Настоящий лев, но еще не до конца сформировавшийся. И наконец, Кинг, каким я его увидел несколько часов назад.

— Неужели для всего этого понадобился только год? — спросил я, сравнивая даты на обороте снимков, написанные крупным почерком Буллита.

— Да, представьте, — ответил он. — Это зверье растет куда быстрее нас. Но чувства не меняются. Вот, смотрите сами!

Замедленный фильм продолжался, но с каждым новым кадром в него становилось все труднее верить.

Огромный лев в «лендровере» рядом с Буллитом или за столом — между ним и Патрицией.

Ужасный хищник, разрывающий кибоко, которым его наказали. (Но при этом он даже не рыкнул на хозяина!)

Кинг играет с рейнджерами.

Кинг лижет руки Сибиллы.

Я повторял, как автомат:

— Невероятно… Невероятно… Невероятно…

— Почему же? — сказал наконец Буллит слегка раздраженно. — У нас на ферме, когда я был маленьким, тоже был львенок, его нашли, как Кинга. Пять лет он жил с нами и ни разу не тронул ни одного человека, белого или черного, и ни одно животное. Потом отца перевели в город, и, прежде чем отпустить нашего льва на свободу, в заросли, пришлось научить его охотиться и убивать.

— А что это? — спрашивал я. — Что здесь?

На фотографии, которую я держал в руках, Кинг лежал на поляне вместе с другими львами.

— Я его застал однажды во время объезда, — сказал Буллит. — Он играл со своими приятелями. С ними это частенько бывает.

— Но он всегда возвращается, — вставила Патриция из кресла, где сидела вместе с матерью. Голос ее был очень жестким.

Буллит небрежно сгреб фотографии и сунул их в конверт.

— Пожалуй, пора уделить внимание дамам, — сказал он.

Сибилла расспрашивала меня о Париже, о Лондоне, о новых книгах и спектаклях, о последних модах, празднествах и концертах… Время от времени она вздыхала. Тогда Патриция прижималась к ней, и Сибилла нежно погладила ее круглую стриженую головку. И каждый раз плоская тень на задернутых шторах повторяла этот ее жест.

Буллит смотрел на жену, на дочь и с наслаждением затягивался черной сигарой.

IV