Лев Бессердечный и хозяйка механического кота

Кенджи в сопровождении троицы своих «братьев» ехал по улицам, привычно застеленным смогом. Эта гнусная дымка, очевидно, скрывают всю паршивость неровных мостовых и убогих камней, из которых они вымощены. Если подумать, то каждый человечишка этого жалкого города – его лицо.

Кенджи прильнул щекой к стеклу, тучи на небе сгущались.

– Не робей. Если польёт дождь, будет меньше улик, – Рику расхохотался. – Хотя кто будет расследовать исчезновение этой девки?

Мэр приказал убить её. И всем будет плевать на то, что девушку лишат жизни посреди улицы.

«Пусть скорее ведьмы закончат весь этот ужас», – на этой мысли паромобиль затормозил.

– Вон она.

Это была и в самом деле Акико, точь-в-точь такая, какой её видел Кенджи на железнодорожной станции. Хрупкая девушка, в коротком сарафане, в каких не ходят её ровесницы, брюках, заправленных в сапоги. Она казалась готовой бежать в любой момент.

Шиничи протянул пистолет с глушителем:

– Возвращаю твой трофей.

Кенджи взял в руки оружие, почувствовав холод. Снаружи резко обрушился ливень. Сирота решился. Он должен сделать то, что должен.

Часть II: Механизм

Хозяйка механического кота

«Никогда не знать поражения: означает никогда не вступать в борьбу».

©Морихэй Уэсиба

Эпизод 1: Богиня

Когда Акико Мотидзуки было девять лет, она попросила своего удивительного автоматона рассказать ей на ночь историю. Не о ком-нибудь, о самой Богине. Стихоплёт Лев не мог отказать. Он замурлыкал желанную девочкой песнь:

«Её руки корнями вонзались
Из оврага в размокшую почву,
Дождевыми червями прокрались
Мимо мхом облюбованных кочек.
Её звали прекрасной дриадой,
Лесной девой и козочкой чёрной,
А порой и голубкой пернатой,
С высока наблюдавшей упорно.
Люди чтили её, как Богиню,
Как защитницу, свет и надежду.
Ту, что нас никогда не покинет,
Сбережёт, сохранит, как и прежде.
Под вуалью, дарованной нами,
Нечто большее скрылось из вида,
За стеной, возведённой руками
Пилигримов с природы эгидой».

– Изящно, но слишком туманно, – так Акико прокомментировала стихотворение Льва в детстве.

– Это то, что я запомнил из книжки.

– А как ты сам считаешь, есть ли она?

– Богиня? Не знаю. Мой отец учил меня, что нужно верить. Слепо, доказательств не может быть. Стоит решить и принимать или нет веру априори.

Днём позже, а может и спустя несколько, девочка обратилась к отцу-астроному с просьбой рассказать ей то, что он сам знает о Богине:

«Знаю я, милая, немного. Наука не позволяет мне уделять достаточно времени религии. Могу пересказать притчу.

Лесная дева странствовала по многочисленным лесам. Каждый шаг её заставлял почву встрепенуться. Рождались под её стопами молодые побеги, робкие черви, улитки и прочие твари. Из дыхания её рождались птицы, а начертит она руками в воздухе грани, и примут они облик животного.

Лесная дева находила овраги, пускала из них длинные пальцы в почву, и прорастали они корнями деревьев.

Находились путешественники, что клялись, будто видели прекрасную дриаду, так походившую на неё, восхваляли и писали баллады. Были и те, кто прибегал из лесов в ужасе, заявляя, что видел ужасное чудовище или ещё хуже – нечто, чёрное, неведомое, порождающее ужасных созданий.

Первых было гораздо больше. Они назвали себя первыми пилигримами Богини и под эгидой природы несли свои проповеди по городам, распространяя нашу религию по стране».

Всё это слушала не только Акико, но и друг отца, профессор Артизан Акио:

«Ну что за вольнодумный «пересказ», Иошито? Больше похоже не на слова ученого, а на какую-то сказочку от фанатиков. Вот, малышка, послушай мою версию.

В стародавние времена, когда поля конопляные и маковые простилались на том месте, где сейчас стоит Эбонхэбэн, а вместо современного города туманов была лишь пара фермерских хуторков, люди много курили.

Бывало, надышаться, нанюхаются, наедятся всякой заразы и в лес гулять. А там, каких только приходов у народа не было. И девы лесные с ветки на ветку прыгали, и крылатые голубки с женскими головами летали, и козы чёрные копытами землю изрывали.

Вот эти самые невменяемые наркоманы и начали свои проповеди толкать. Народ был дремучий, в сказки верил. К тому же было так удобно поверить в Богиню, изображаемую не только стороной прекрасной защитницы, но и суровой карательницы, способной на лютую жестокость к неверным.

Вера эта прижилась и укоренилась, ведь так сладко верить в жизнь после смерти, в то, что за твои благие дела найдётся вознаграждение, а всё зло мирское будет наказано».