Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт

Сиделки вкатили передвижной стартовый барьер. Вздымались и вздыхали меха.

– Ничего, – произнес доктор Кришна за шторкой. – На этом всё.

Кляйнцайт закрыл глаза, услышал колеса, шаги, открыл глаза. Шторки раздвинули, койка Очага опустела, экран темен. Никого.

ВОТ, произнес Лазарет, ВОТ Я. ОЩУТИ МЕНЯ ВОКРУГ СЕБЯ. Я ВСЕГДА БЫЛ ЗДЕСЬ, ЖДАЛ. ВОТ. ЭТО. ТЫ.

А-а-ах-х! – застонала койка, прижимая Кляйнцайта к себе, пока кончала.

Нет, сказал Кляйнцайт, съежившись в темноте. Ни звезды не увидеть в буром бархате. Ни аэроплана.

Что? – спросил Кляйнцайт.

Будь темен, сказала тьма. Не показывайся. Будь темен.

Х. Ни души в Подземке

Посреди ночи ВЫХОД вел к железным воротам, что были заперты. Эскалаторы не ездили вверх и вниз, они были только ступенями. Никто по ним не поднимался, по ним не спускался. Никто не смотрел на девушек в исподнем, неизменных на плакатах, это эксплуатирует женщин, гласили круглые наклейки, налепленные на промежности, груди. Наклеек никто не читал.

СМЕРТЬ ЧЕРНОМАЗОЙ СРАНИ, гласила стена, СМЕРТЬ ИРЛАНДСКОЙ СРАНИ, СМЕРТЬ ЖИДОВСКОЙ СРАНИ, СРИ СМЕРТЬ. ССЫ СМЕРТЬ. ПЕРДИ СМЕРТЬ. ПОТЕЙ СМЕРТЬ. ДУМАЙ СМЕРТЬ. БУДЬ СМЕРТЬ. ЖИВИ СМЕРТЬ. СМЕРТЬ ЖИВЫМ.

На плакате УЧИСЬ КАРАТЕ один человек швырял другого на мат, говорилось от руки: Валяй, дай-ка я тебя отымею.

На плакате «Ивнинг Стэндард» мультяшный человечек ехал на эскалаторе, где все, кроме него, смотрели на плакаты девушек в исподнем. Меня работа отупляет, говорил он от руки.

Озноб, сырость, ночь подымались из черных тоннелей, от бетонных перронов, от стальных рельсов сквозь тьму. Никто плакатов не читал.

ГРЕЙС И БОБ, гласила стена. ИРМА И ДЖЕРРИ. СОРВИГОЛОВЫ. АРСЕНАЛ[16].

ОДЕОН, гласила киноафиша. СЕГОДНЯ НА ЭКРАНЕ: «УБОЙ КОНЧАЕТ СМЕРТЬ». И всем не терпелось кончить вместе с ним! На афише мужчина в облегающей одежде целил из двустволки между ног. За ним поленницей лежали голые девушки. Вокруг взрывались в море суда, с рельсов сходили поезда, обстреливаемые вертолетами, взлетали на воздух замки, с утесов срывались мотоциклисты, под водой перестреливались аквалангисты. В главных ролях ШТЫРЬ КОНСКЕР, МАКСИМУС ПИХ, ГРОМАДНА ПУДЕНДА, МОНИКА ВКОЙКИНГ. В фильме также снимается ГЛОРИЯ ГОЛЯК в роли Сисяндры. Режиссер ДИМИТРИОС САТИРОС. Автор сценария Ариадна Наскокс по мотивам романа Хэрри Дайвдолга «Убой по жизни». Дополнительные диалоги Гертруды Аналь. Композитор и дирижер Лубрикато Шелкозад. Автор и аранжировщик музыкальной темы «Пососи мой леденец» Фрэнк Дилдо, исполняет группа ЛОБКОВЫЕ ЗАЙКИ с разрешения корпорации «Соситон Рекординг». Исполнительные продюсеры Херолд Содом-мл. и Сол Спермски. Продюсер Мортон Аналь-мл. Снято в формате «СпермоВижн», подразделение «Напалм Индастриз». Записано в студии «Соситон», подразделение «Содом Кемикалз», совместно с «Напалм Индастриз», подразделение «Аналь Петролеум Вазелин». Релиз «Напалм-Аналь». Категория «Х» – Только для Зрелых Публик.

Афишу никто не читал.

Слушай, сказала Подземка.

Никто не слушал. Из черных тоннелей подымался озноб.

Ты здесь? – спросила Подземка. Ответишь?

Никто не ответил.

Ты ли Орфей? – спросила Подземка.

Нет ответа.

XI. Музыка

Кляйнцайт выскользнул наружу без хлопот: он направился в ванную, неся одежду под халатом, вышел в халате поверх одежды, спустился по пожарной лестнице, оставил халат у дверей.

Луна была полна, как луна на старых меццо-тинто, японских эстампах. Изысканная, драматичная. Стремительные облака, спецэффекты. Глянув вниз, луна увидела Кляйнцайта, сидящего в скверике перед зарей. Напротив скверика – музыкальный магазин: «СКРИПИЧКА. Все на складе».

Кляйнцайт глянул на луну. Жду, сказал он.

Луна кивнула.

Легко тебе кивать, заметил Кляйнцайт. Это ж не тебе нужно быть героем. Зачем я ей сказал, что мое имя значит это? Я не герой, я слишком много чего боюсь. Штырь Конскер, Максимус Пих, такие вот ребята в фильмах, у кого вокруг глаз эдакий причудливо бестрепетный вид и кто не курит – видно, что они никогда ничего не боятся. К тому же они очень опасны в гневе, никто с ними ничего лишнего себе не позволяет. Потому-то и стали они героями фильмов – люди с первого взгляда видят, что такие они и есть. Женщины сходят по ним с ума, школьницы развешивают их плакаты. А ведь Штырю Конскеру сорок семь лет. На два года старше меня. Максимусу Пиху пятьдесят два. Невероятно. И я уверен, его никогда не клонит в сон после обеда.

Извините, сказала луна. Я только чайник поставлю.

Кляйнцайт кивнул. В его глазные яблоки три раза стукнул день.

Утро для мистера Кляйнцайта, сказал день.

Я мистер Кляйнцайт, сказал Кляйнцайт.

Подпишите здесь, пожалуйста.

Кляйнцайт подписал.

Благодарю вас, сэр, сказал день и вручил ему утро.

Ну да, сказал Кляйнцайт. Сквер окончательно проснулся от людей, вокруг него гудели машины. Фон зданий, крыш, неба, уличных шумов, мира.

Ну да, сказал Кляйнцайт и побрел через дорогу к «СКРИПИЧКЕ».

– Чем могу помочь? – спросил человек за прилавком.

– Я даже не знаю, чего, собственно, хочу, – сказал Кляйнцайт.