Лев и меч, или Блеск и нищета российского гарибальдийца

Наконец, на пригорке показался двухэтажный дом с двумя подъездами и балконом, откуда по лестнице можно спуститься в сад, полный цветов, яблонь, вишен и груш. Дом и сад, как в зеркале, отражаются в чистом пруду, который платит оброк карасями и дает водицы для орошения огорода, посаженного на берегу. Огород – неиссякаемый кладезь добра: какие важные помидоры наливаются на нем, а какая сочная капуста, картошка рассыпчатая, душистый укроп – без них немыслим толковый красный борщ, а без борща – приличный обед. А если учесть, что плодородный слой чернозема в южных губерниях России самый тучный на планете – толщиною в метр,– то легко понять, что фруктов, равным по вкусу панасовским медовым грушам, наливным яблокам, не найти на земле.

Другое сокровище Мечниковского поместья – винокуренный завод, недавно выстроенный руками крепостных. Да вот и они сами, скидывают шапку перед барской коляской, подкатывающей к воротам, толпятся на ступеньках: Авдотья Максимовна, лакей Петрушка, лихой табунщик Матюшка по прозвищу Орел, казачок, повар, золотошвейка – все вышли встретить неугомонного барчука, напугавшего до смерти родителей, особенно Эмилию Львовну.

Львенок неохотно спрыгнул с родительского тарантаса.

Какое наказание ему придумают за побег? А с другой стороны, он такой хилый, болезненный, что как его наказывать? Да и возраст переломный, неустойчивый. А при его сангвиническом темпераменте, подвижном, непоседливом – совсем беда. Не паренек, а живая ртуть. И весь в мать. В Эмилию Львовну. В ее масть. Да и все дети в нее.

А вот и Эмилия Львовна, спускается по ступенькам; Илья Иванович с облегченьем вздыхает: когда он уезжал в Купянск, она в припадке лежала в постели с компрессом на лбу. Эмилия Львовна обнимает блудного сына и супруга, хватающегося за сердце. Когда-то ради нее он бросил военную карьеру. Да и могло ли быть иначе?

Впервые он увидел свою Эмилию, будучи поручиком лейб-гвардии Уланского полка на придворном балу. Том самом, на котором царь поэтов Александр Пушкин, обратился к ней со словами, вошедшими в историческую хронику семейства:

– Вам так идет ваше имя, мадемуазель.

Сказаны они были по-французски: «Que vous portez bien votre nom, mademoiselle».

Ее черные, как египетская ночь, глаза вспыхнули, и она поправила черные, волнистые локоны, не менее черные и волнистые, чем у поэта. Локоны, которые унаследует его дочь Мария Гартунг, а Лев Николаевич Толстой спишет с нее портрет Анны Карениной. Достанутся такие локоны и всем отпрыскам смутившейся красавицы Эмилии Невахович, а старший ее сын Иван Ильич станет прототипом героя другого сочинения Льва Толстого – «Смерть Ивана Ильича», известного не менее «Анны Карениной».

Эмилия была любимой дочерью Льва Неваховича, еврейского откупщика табака из Варшавы в ту пору, когда на пачках сигарет еще не было ханжеских предупреждений Министерства здравоохранения. При императоре Александре Лев Невахович принял лютеранство и лютеранами воспитывал своих детей. Однажды на вечернем спектакле Варшавского театра к нему подошел человек в черном и шепнул, что на его дом готовится покушение. Шел 1830-ый год, назревало злополучное польское восстание, стоившее Польше конституции.

Неваховичу не надо было повторять дважды. Вернувшись из театра, он собрал в баул самое ценное, посадил в карету жену и детей, и кони-звери понесли их в Северную столицу Российской империи.

Табаком он больше не торговал: состояние к тому времени он уже сколотил приличное, что и позволило ему посвятить себя переводам немецких философов и созданию альбома карикатур «Ералашъ»⁶. Это открыло ему двери литературных салонов, где бывали такие светила как Александр Сергеевич Пушкин, Иван Андреевич Крылов, и приобщило к миру изящной словесности.

Таким образом, обращаясь на балу к дочери Льва Неваховича, Пушкин обращался не к незнакомке. Брат ее служил гвардейским офицером вместе с Ильей Ивановичем Мечниковым. В доме Эмилию звали Милочкой и любили за чуткость, живой ум и чудные, темные, немного жертвенные, как это обычно бывает у сестер Суламифи, глаза.

После свадьбы Эмилия Львовна и Иван Ильич несколько лет, пока позволяло состояние, жили на берегах Невы; здесь родились сыновья Иван – в честь деда по отцу – и Лев – в честь деда по матери. Как две капли воды, оба брата были похожи на мать. Недаром у потомков древних латинян есть поговорка: i maschi maternizzano (мальчики в мать (ит.), а у иудеев национальность считается по матери. И в этом есть резон, обоснованный опять же древними римлянами: «Mater semper est certa» (мать всегда известна точно (лат.)