Лев Яшин. Вратарь моей мечты

– Толя! На него! – что было сил кричал ему Яшин. – Смелее на него иди в отбор, Толя!

Но тот либо не слышал, либо слишком поздно принял решение атаковать – нападающий увидел открывшегося Рохаса и отдал ему отличный пас.

Лев моментально сместился к центру вратарской. И вдруг опять почувствовал, как перед глазами все поплыло: игроков на поле стало как будто больше, мяч затерялся в частоколе ног, а шум трибун слился с голосами партнеров.

Удара чилийца он не видел. А сознание частично включилось, лишь когда мяч влетел в нижний левый угол.

Покачиваясь, Яшин стоял у штанги на ватных ногах. А со всех сторон неслось:

– Chi-Chi-Chi! Li-Li-Li! Chi-Chi-Chi! Li-Li-Li! Vive Chili!..

* * *

В пресс-центре чемпионата мира шла привычная для этого шумного и суетного места работа: стучали электрические телетайпы, корреспонденты разных стран наперебой диктовали в трубки телефонов отчеты о матче в агентства и редакции своих газет.

Британский репортер Г. Джеффри, обозреватель французской спортивной газеты «Экип» Робер Верню и другие их коллеги, успевшие передать материалы, курили в сторонке и обменивались мнениями о состоянии игроков советской футбольной сборной. Особенно их интересовало здоровье вратаря Льва Яшина, ведь многие из них видели, какой силы удар тот получил в своей вратарской площадке и с каким трудом ему далась концовка матча.

Наш журналист в ожидании очереди к телетайпу торопливо сочинял за стойкой свое сообщение. «Сегодня на стадионе в Арике наша команда… – написал он на листе блокнота. На несколько секунд задумавшись, дописал пару строк: – …в равной игре уступила сборной Чили и выбыла из дальнейшего участия в чемпионате мира…»

Внезапно он почувствовал за спиной чье-то тяжелое дыхание. Прервав работу и обернувшись, он увидел Василия Григорьевича из Управления международных спортивных связей Комитета по физической культуре.

– Ну, и что ТАСС уполномочен заявить? – промокнув шею платком, с язвительной улыбочкой спросил тот. Не дожидаясь ответа, подвинул журналиста и прочитал: – «…наша команда уступила в равной игре…»

– А разве не так? – спросил молодой журналист.

– Зачем же вводить советских болельщиков в заблуждение, уважаемый? Нужно максимально точное объяснение неудачи! – строго выговорил Мишурин. – Вы сами пишете о равной игре, значит, не вся команда виновата, а конкретно тот, кто за двадцать минут умудрился пропустить два легких гола!

Журналист с оттенком сомнения в голосе попытался возразить:

– Но после такого удара по голове… Я вообще удивляюсь, как Яшин доиграл этот матч.

– Доиграл, значит – мог! Пишите, конечно, что хотите – диктовать я вам не имею права. Но мое мнение таково: страна должна знать своих «героев»! И, кстати, все члены делегации со мной согласны…

Василий Григорьевич исчез так же незаметно, как и появился. Журналист остался один у небольшого столика с раскрытым блокнотом. Он был растерян и сбит с толку: еще минуту назад вроде бы точно знал, что написать в отчете. А теперь…

Доводы пожилого и опытного чиновника все же подействовали: немного поразмыслив, молодой мужчина не стал исправлять написанный текст, а просто добавил еще одно предложение, закончив свою телеграмму: «И все же напрашивается вывод о том, что в поражении сборной СССР виноват Лев Яшин, пропустивший два сравнительно легких мяча, непростительных для вратаря такого уровня».

Поставив под сообщением подпись, он посмотрел в сторону телетайпов. Один из аппаратов освободился. Схватив блокнот, журналист поспешил к нему…

* * *

Ближайшей ночью члены сборной СССР по футболу собрали свои вещи, освободили номера отеля, погрузились в автобус и отправились в аэропорт.

Водитель будто нарочно построил маршрут движения таким образом, чтобы проехать по самым освещенным и оживленным улицам города. Вряд ли управлявший автобусом пожилой чилиец хотел добавить неприятных минут нашим ребятам и скорее всего вез их к воздушной гавани кратчайшим путем. Но им от этого легче не становилось. Город шумно праздновал победу чилийской сборной. Буквально все вокруг пели и танцевали, что-то кричали и жгли бумагу, пили вино, залезали на деревья, столбы и крыши автомобилей…

Лев Яшин с серым лицом сидел возле большого окна и молча смотрел на беснующихся болельщиков.

«Это я… Я виноват в поражении… – горестно вздыхая, думал он. – В первом случае надо было лучше поставить стенку. А во втором… Наверное, и во втором случае виноват тоже я. Не могу пока сказать, в чем именно, но… раз пропустил – значит, виноват…»

Когда автобус миновал центральную часть города, он прижался лбом к прохладному стеклу и закрыл глаза.

Голова после страшного удара по-прежнему гудела. Повыше виска образовалась шишка с гематомой, и при каждом сокращении сердца в ней пульсировала острая жгучая боль.

На городских окраинах болельщиков было поменьше, тем не менее и там люди праздновали победу. На небольшой площади гремела музыка, а дальше – над высотными жилыми зданиями вспыхивали «букеты» разноцветного салюта.

Отвернувшись от ярких вспышек, Яшин провалился в сон…

Глава десятая

СССР, Москва

1962 год