Лев Майсура

— Нет, хан! Я тебе не слуга, и не горстку монет получу я за свою службу. Э, чало, чало! — вновь заторопил он быков.

На повороте дороги ветеран увидел, наконец, лагерь. С самого края, чуть в стороне от дороги, расположились батареи. Ровными рядами выстроились пушки и двуколки с боеприпасами. Тут же лежали крупные быки серой масти. Часть пушкарей возилась у орудий, остальные сидели на корточках вокруг костров, помешивая палочками варево в котелках. А дальше, то прячась под кронами могучих деревьев, то четко вырисовываясь на открытых местах, бесконечными рядами стояли палатки. Среди них выделялись своими размерами шатры военачальников. Они были разукрашены голубыми, красными и синими полосами, а над их полотняными куполами реяли на ветру клинообразные алые полотнища с зеленой окантовкой и бахромой. Возле этих шатров гуще был дым походных кухонь и больше сновало народу.

Вдалеке, в самом центре лагеря, высился огромный зеленый шатер с государственным знаменем Майсура.

— Вот ты где, могучий Хайдар! — невольно вырвалось у путника.

Быки прибавили шагу, почуяв запахи базара — неотъемлемой части каждого военного лагеря в Индии. Путник шел следом за ними, а навстречу ему с базара шли и шли совары и сипаи, слуги и водоносы с полными бурдюками, крестьяне окрестных деревень. На все лады расхваливали свой товар горластые продавцы всяческой снеди: круглые подносы они несли на головах. Приминая пыль тяжелыми колесами и отчаянно скрипя, ползли среди разноязыкой толпы неуклюжие арбы.

Ветеран привязал к рогам быков веревки и пошел впереди, то и дело оглядываясь на свой узел.

Базар шумел вовсю, хотя севшее солнце уже залило пурпуром западную сторону горизонта. Многолюдье здесь было такое же, как и на базарах больших городов. Путник с трудом прокладывал себе путь между тесно сдвинутыми арбами, лежащими быками и сваленными как попало грудами мешков и узлов. Из-за пологов на арбах выглядывали женские и детские лица. Люди лежали под арбами и рядом с ними — у костров, на которых в черных таганах варилась еда. Они толпились в базарных рядах, гомоня, торгуясь, чихая от пыли, споря и смеясь. Зазывали покупателей мусульманские и индусские купцы; перед их палатками сидели здоровенные работники, зорко охраняя хозяйское добро.

— Дада![13] — обратился путник к старому халваи — торговцу сладостями. — Где тут найти палатку купца Шетти?

Старик ответил не сразу. Он держал над кипящей водой половинку скорлупы кокосового ореха, из которой через узкое отверстие вытекало струйкой жидкое маслянистое тесто. Попав в кипяток, тесто ложилось на дно котла тонкими переплетающимися змейками — джелабис. Когда они всплывали, халваи брал золотисто-желтые, аппетитно пахнущие джелабис шумовкой и кидал их на деревянный поднос.

— Чего тебе? — поднял он, наконец, раскрасневшееся от пара морщинистое лицо.

— Мне нужен купец Шетти из Шрирангапаттинама[14].

— Ищи его вон там, на другом конце лагеря, — махнул рукой халваи в сторону шатра, над которым развевалось знамя Майсура, и снова принялся священнодействовать над своим котлом.

Путник направился было в обход главного шатра, как вдруг дорогу ему преградил высокий молодой совар-мусульманин с орлиным носом. Его сопровождали несколько товарищей, тоже мусульман. Они только что расплатились с толстым сумрачным купцом, который торговал шербетом и европейскими винами в больших темных бутылках. Молодой совар был слегка навеселе. На его лице играла улыбка.

— Откуда пожаловал? — спросил он.

— Издалека, — ответил путник, стараясь боком обойти совара и его приятелей.

— Зачем тебе палка? Отдай мне. Я буду бить ею ангрезов[15].

Молодой совар потянул палку к себе, но в тот же миг, словно щенок, был отброшен в сторону. Путник схватился за рукоять сабли.

— Отстань, хан! — проскрежетал он. Глаза его мрачно сверкнули из-под густых бровей. — Не на слабого напал...

Совар опешил. С него мигом соскочил весь хмель, и он тоже схватился за саблю. Отовсюду начали сбегаться любопытные, чтобы не пропустить интересной схватки. Однако вмешался старший из соваров — благообразный пожилой мусульманин с рукой на перевязи.

— Стой, Садык! Разве ты забыл о том, что в армии Майсура запрещены раздоры между мусульманами и хинду? — Он обернулся к путнику. — Прости, брат, и ступай своей дорогой. Садыку вино ударило в голову...

Путник и его быки быстро затерялись в базарной толчее, а Садык, теребя короткую смоляную бородку, все старался что-то припомнить.

— Клянусь Кораном, я где-то уже видел этого человека! Только одет он был совсем по-другому. Может, он попадался мне в Шрирангапаттинаме? Надо бы его задержать на всякий случай...

Товарищи подняли Садыка насмех.

— Откуда тебе его знать‚ — заметил пожилой мусульманин. — А потом не годится лезть в драку с каждым встречным и поперечным. Видел, какие у него плечи? Он бы вмиг разрубил тебя надвое — как гроздь бананов...

Садык пошел вместе со всеми дальше, то и дело посматривая туда, где исчез случайный встречный.