Лев Толстой: Бегство из рая

В этой записи настораживает навязчивая мысль о самоубийстве. В письме она намекала о «яде», теперь во время купания в пруду мечтает простудиться и умереть. Суицидальный характер С.А. во многом объясняется ее беременностями, проблемами кормящей матери, непрерывными болезнями детей и ранней смертью троих из них (потом будут еще двое). Он был связан и с непростым поведением ее мужа. Но в ее характере присутствовали и изначально присущие черты. Жена Толстого была, так сказать, экстремисткой в любви. Это видно по всем ее дневникам, включая ранние. Ту ревность, которую она испытывала к Аксинье, мечтая «разорвать на куски» ее ребенка, ко всем бывшим женщинам ее мужа вообще, нельзя объяснить иначе как изначальными особенностями ее женского характера.

«Всё его (мужа) прошедшее так ужасно для меня, что я, кажется, никогда не помирюсь с этим».

«У меня столько глупого самолюбия, что если я увижу малейшее недоверие или непонимание меня, то всё пропало. Я злюсь. И что он делает со мной; мало-помалу я вся уйду в себя и ему же буду отравлять жизнь».

«Он целует меня, а я думаю „не в первый раз ему увлекаться“».

«Бедный, везде ищет развлечения, чтоб как-нибудь от меня избавиться. Зачем я только на свете живу».

«…я чуть не хохотала от радости, когда убежала одна тихонько из дому».

«Так бы ушла, ушла куда-нибудь далеко, посмотрела бы, что дома, а потом опять пришла бы сюда домой».

«Можно умереть от счастья и унижения с таким человеком… Мне легче, когда его нет».

«Если б я могла убить его, а потом создать нового, точно такого же, я и то бы сделала с удовольствием».

«Только и есть муж, т. е. Левочка, который всё, в котором и заслуга моя, потому что я его люблю ужасно, и ничто мне не дорого, кроме его».

«Я только что была не в духе и сердилась за то, что он всё и всех любит, а я хочу, чтоб любил меня одну».

«…чтоб он и жил, и думал, и любил – всё для меня».

«Мое несчастие – ревность».

«Я плакала как сумасшедшая и после не подумала, как всегда это бывает – о чем, а так знала и понимала, что есть о чем плакать, и даже умереть можно, если Лева меня не будет так любить, как любил».

«Я для Левы не существую».

«Нет жизни. Любви нет, жизни нет. Вчера бежала в саду, думала, неужели же я не выкину».

«Ничего, кроме его и его интересов, для меня не существует».

Всё это цитаты из ее дневника до рождения их первого ребенка. Это писала не уставшая, измученная женщина, а восемнадцатилетняя Сонечка.

Она всегда хотела находиться при муже неотлучно. «С рождения Илюши, – пишет она в дневнике 1866 года, – мы с ним живем по разным комнатам, и это не следует, потому что будь мы вместе, я бы не выдержала и всё ему бы высказала нынче же вечером, что во мне накипело, а теперь я не пойду к нему, и так же и с его стороны».

Но так ли не заботился Толстой о детях накануне ссоры с женой в августе 1882 года? В дневнике Тани Толстой читаем: «Илюша стал сильно нездоров. Послали за доктором, и он сказал, что у него тиф. Его перевели наверх, в балконную комнату. У меня тоже сделался флюс, и папа́ меня лечил – делал мне припарки из уксуса, соли, спирта и отрубей, которые мне очень помогли… Раз я лежу у Илюши в комнате с ужасной болью, Илья тоже стонет от жара, как вдруг входит папа́; спросил – как мы, и говорит: „даже смешно“. И мы вдруг так стали все трое хохотать, что папа́ сел и чуть не повалился от хохота на пол, а я не помню, когда я так хохотала во всей моей жизни, и Илья тоже».