«Лев Толстой очень любил детей...»

Про «Коко»: неизвестно, называла ли Николая I так его жена Александра Федоровна (прусская принцесса), зато к Николаю II его жена Александра Федоровна (гессенская принцесса) обращалась в начале их совместной жизни именно так (но потом перешла на вариант «Ники», принятый в семье). Уменьшительное «Коко» в семье бытовало ранее, например, известно, что Александр III называл так своего дядю, великого князя Константина Николаевича, с которым очень не ладил (См. Семейные прозвища // Зимин И. В. Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. Т. 1. М., Кучково поле, 2014).

В рукописи заметно исправление порядкового номера императора с «II» на «I».

В версии самиздата любопытно сглаживание стилистики конца анекдота, убраны старомодные слова и обороты, прозвище царя: «И вот рано утром, когда Александра Федоровна пьет кофе, царь-супруг ей свою бумажку подсовывает под блюдечко. Она прочитала ее и говорит: «Ах, как мило…»»

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

№ 4 (стр. 12)

Однажды Фёдор Михайлович Достоевский, царство ему небесное, наблюдал любовь бегемотов.

Видит — получаются цветы, и заинтересовался, какого пола. Пускай, думает, женский пол будет

а мужской пол будет

тогда если

и будет женский пол, а если

то будет мужской. Ничего сложного в этой науке нет.

Комментарий Н. Доброхотовой-Майковой (далее Д.-М.): «Бегемотов придумал Пятницкий. Кажется, это откуда-то из Хлебникова». Ее замечание наводит на мысли о «Зверинце» Хлебникова, однако там, да и вообще в его словаре нет ни бегемотов, ни гиппопотамов.

Выражение «царство ему небесное» взято, видимо, из описания похорон Достоевского в хрестоматиях: «На тротуарах стояли сплошные толпы народа. Простой народ с удивлением смотрел на процессию. Мне передавали, что какая-то старушка спросила Григоровича: — Какого генерала хоронят? — а тот ответил: — Не генерала, а учителя, писателя. — То-то, я вижу, много гимназистов и студентов. Значит, большой и хороший был учитель. Царство ему небесное». (Попов И. И. Ф. М. Достоевский, его похороны // Минувшее и пережитое. Из воспоминаний, М. — Л. 1933, С. 87–91).

Из-за сложности воспроизведения «формулы» в машинописных копиях анекдот про бегемотов выбрасывали.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

№ 5 (стр. 14)

Однажды Пушкин написал письмо Рабиндранату Тагору.

“Дорогой далекий друг, — писал он, — Я Вас не знаю, и вы меня не знаете. Очень хотелось бы познакомиться. Всего хорошего. Саша”.

Когда письмо принесли, Тагор предавался самосозерцанию. Так погрузился, хоть режь его. Жена толкала-толкала, письмо подсовывала — не видит. Он, правда, по русски читать не умел.

Так и не познакомились.

Д.-М.: «Рабиндранат Тагор возник в тексте, поскольку моя бабушка до революции увлекалась теософией. У нее в доме даже имелось русское издание его гимнов “Гитанджали” (“Приношение песен”) 1914 года, я ими зачитывалась, когда была маленькая».

В отличие от Пушкина, Лев Толстой в переписке с великим индусом находился, но не с Тагором, а с Ганди. Начало их общению положил борец за независимость Индии Таракнат Дас, который в 1908 году писал в Ясную Поляну в поисках поддержки против британского владычества. В ответ на его письма Толстой сочинил открытое «Письмо индусу» (июнь 1908). В 1910 году Ганди, которому тогда было 40 лет, напечатал это письмо по-английски в своем журнале Indian Opinion. С Толстым он переписывался по поводу разрешения на публикацию, а также по другим вопросам. Толстой написал Ганди два письма, которые сохранились и опубликованы, переписка оборвалась из-за смерти графа. В своей автобиографии Ганди пишет, что толстовская идея непротивления злу, изложенная в «Письме индусу» и в книге Толстого «Царство божие внутри вас», оказала на него значительное влияние.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

№ 6 (стр. 16)

Лев Толстой очень любил детей. Бывало, привезет в кабриолете штук пять и всех гостей оделяет. И надо же — вечно Герцену не везло: то вшивый достанется, то кусачий. А попробуй поморщиться — схватит костыль и трах по башке!

Д.-М.: «Первую фразу придумала я. Как-то очень много в тот момент в квартире обитало наших с сестрой маленьких детей».

Любовь Льва Толстого к детям мифологизировалась — из-за школы в Ясной Поляне, из-за написанной им детской «Азбуки», сказок и проч. Ср.: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений» (Лев Толстой, «Детство»).