Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

После чудесного исцеления Леонтьев самовольно оставляет дипломатическую должность и уезжает на Афон с целью стать монахом. На Афоне он знакомится с двумя выдающимися подвижниками – архимандритом русского Пантелеимонова монастыря Макарием (Сушкиным) и духовником этого монастыря игуменом Иеронимом (Соломенцевым), которые, впрочем, не благословляют писателя принять монашеский подвиг.

1 января 1873 г. Леонтьев получает отставку, а в 1874 г. знакомится с преп. Амвросием Оптинским и оставшиеся 17 лет своей жизни проводит под его духовным водительством. Последние четыре года жизни (1887–1891) Леонтьев живет в Оптиной пустыни в доме, который арендовал у монастыря и который с тех пор оптинские монахи прозвали «консульским». Бывший консул общается со старцем очень тесно, а незадолго до смерти, по благословению старца, принимает монашество.

В этот последний период своей жизни К. Н. Леонтьев знакомится с некоторыми замечательными молодыми людьми, которые тянутся к Церкви и стремятся получить от оптинских старцев духовные наставления. Одним из таких людей был И. И. Фудель, в будущем – известный московский священник и первый издатель собрания сочинений К. Н. Леонтьева. В очень ярком письме И. Фуделю, который готовился к принятию священного сана, Леонтьев убедительно объясняет смысл и важность обращения к Церкви интеллигенции.

«Мне-то вовсе не хочется, чтобы Вас послали на какие-нибудь “окраины” для борьбы с иноверцами. Это, конечно, важно, но в 100 раз важнее действие прежде всего на образованных людей нашего великорусского столичного общества… В нем ведь вся суть вреда и пользы, а не в мужиках, не в униатах и не в камчадалах. По моему взгляду, пять-десять людей, особенно мужчин, того общества, к которому мы с Вами принадлежим и которых Вы заставите для самих себя веровать, не стыдиться страха наказания Божия и молиться, стоят 1000 мужиков, 500 униатов простого звания и многих, очень многих якутов и униатов! <…> в нас, в нас все дело, вся сила; а на нас-то трудно действовать по многим причинам, а больше всего по непобедимому дотла во всех нас позитивизму. <…> Но зато в случае удачи при нашей собственной искренности и при помощи Божией один председатель суда, один полковник, одна княгиня, один профессор или писатель полезнее для Церкви шириной своего влияния, чем целое многолюдное село, которого жители обойдутся и без “благовоспитанного”, идеально настроенного и университетски образованного священника. <…>и если Вы бы в чем-нибудь оказались и менее святы, чем монах несовременного воспитания или священник из “духовных”, то все-таки образованный человек Вам больше поверит, чем им, а под Вашим влиянием он дойдет и до просвир, и до чтения “житий”, и до самого того святого старца, к которому он без Вас бы и не пошел».

Константин Леонтьев. Избранные письма. 1854–1891. СПб., 1993. С. 413–414.

Но какое отношение все это имеет к Л. Н. Толстому?

Дело в том, что в 1882 г. К. Н. Леонтьев опубликовал работу «Наши новые христиане, Ф. М. Достоевский и гр. Лев Толстой», которая, по отзыву выдающегося современного исследователя литературоведа С. Г. Бочарова, является важным шагом на пути осмысления процесса секуляризации русской культуры, «серьезным эпизодом в истории русской мысли», более того, «великим спором» и даже «догматическим прением»[343].