Психологически совершенно понятно, что сразу после опубликования синодального определения именно К. П. Победоносцев оказался в центре внимания и стал получать большое количество писем в связи с этим событием. Однако можно утверждать не только то, что обер-прокурор Св. Синода был противником официального церковного документа, считая его уже несвоевременным. На него, по всей видимости, было оказано прямое давление. Об этом говорят письма К. П. Победоносцеву В. М. Скворцова, в которых В. М. Скворцов буквально настаивает на необходимости решительных действий, ссылаясь на неприятный инцидент с публичным обсуждением, прежде всего и в светской печати, реферата Д. С. Мережковского, и выступлении на этом обсуждении священика Г. Петрова, о чем рассказано было выше. Правда, в этом письме речь пока еще идет только о недопустимости «молчания духовной печати», которое «б<удет> лишь на руку поклонникам религиозного новатора-богохульника», однако очень характерно, что далее Скворцов указывает на общественное мнение, воспринимающее Толстого как образцового христианина, которого не понимает Св. Синод. Поэтому Скворцов в письме Победоносцеву настаивает на необходимости решительных мер[551].
Учитывая все сказанное, можно сделать еще один важный вывод. По отношению к Л. Н. Толстому единодушия у светской и церковной власти не было, позиция Церкви была всегда жестче. В этом легко убедиться, анализируя не только обстоятельства появления синодального определения 20–22 февраля 1901 г., но и ряд других эпизодов жизни Л. Толстого. Таким образом, мнение, характерное не только для советской, но и для зарубежной историографии, что синодальное определение 1901 г. представляет собой политический акт в интересах светской власти, является глубоко ошибочным.
Отлучение Л. Н. Толстого от Церкви
Состояние некоторой растярянности и даже, быть может, беспомощности правительства очень ярко иллюстрирует знаменитая запись в дневнике А. С. Суворина от 29 мая 1901 г.
Глава IX
Глас народа