Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Визиты Д. Троицкого продолжались постоянно с 1897 по 1901 г., что прямо опровергает слова писателя в «Ответе Синоду», что никто из священнослужителей не увещевал его. Затем, уже после издания синодального определения, визиты стали более редкими. В октябре 1910 г., за две недели до ухода писателя из Ясной Поляны, протоиерей Д… Троицкий отправил Толстому два замечательных письма с призывом покаяться в своих грехах хотя бы перед смертью. Два ответа писателя чрезвычайно показательны, ибо они написаны за несколько дней до его смерти: внешне очень спокойные, они далеки от церковного покаяния, необходимость которого Л. Н. Толстой, по своему обыкновению, снова отрицал, называя православие «зловредным заблуждением» и «обманом». То есть буквально накануне своего ухода из Ясной Поляны Л. Н. Толстой ни о каком церковном покаянии не помышлял. Последнее письмо отцу Дмитрию писатель отправил из Ясной Поляны 23 октября 1910 г., т. е. за пять дней до ухода.

Встречи и переписка с протоиереем Д. Троицким очень своеобразно преломились в дневнике писателя. Секретарь В. Г. Черткова А. П. Сергеенко вспоминает, что последнее письмо отца Дмитрия произвело очень хорошее впечатление на Л. Н. Толстого, который 23 октября отметил в дневнике: «Письмо доброе от священника». Сергеенко далее поясняет: «В этот раз Троицкий писал, что не собирается обращать Льва Николаевича в православие, а только делится своими мыслями. И Льву Николаевичу показалось, что Троицкий писал так вследствие лучшего понимания его идей. В связи с этим у него зародился новый сюжет, о котором он записал в дневнике от 24 октября: “Очень живо представил себе рассказ о священнике, обращающем свободного религиозного человека, и как обратитель сам обращается. Хороший сюжет”. В этом рассказе, вероятно, было бы два главных персонажа: один с чертами Льва Николаевича, другой – Троицкого, введены были бы интереснейшие диалоги, показана сложнейшая психология обоих персонажей, изображено постепенное перерождение закоренелого суевера». Интересно, что этот сюжет Л. Н. Толстой продолжал обдумывать даже в оптинской гостинице[602].

О том, как далек был Толстой от намерения покаяться, говорит и его письмо из Ясной Поляны от 5 августа 1910 г. священнику Дмитрию Ренскому. Всего за два месяца до ухода и поездки в Оптину пустынь, Л. Н. Толстой называет Православную Церковь «вредной сектой», а христианское мировоззрение «суеверием». Письмо было ответом на послание Д. Ренского от 31 июля 1910 г. (82, 98–99).

Еще один священнослужитель, вступивший в переписку с Толстым, – И. И. Соловьев (1854–1918). Он был религиозным писателем и редактором церковных изданий, с 1883 г. – законоучителем московского лицея. В 1908 г. он написал Л. Н. Толстому и призвал его примириться с Православной Церковью, на что писатель казуистически ответил, что «никогда не разъединялся с нею», с той «всемирной церковью», которая объединяет всех людей на свете, искренно чтущих Бога (78, 178).

Очень подробно свою позицию Л. Н. Толстой разъяснил в письме к старообрядческому священнику Н. Рукавишникову в феврале 1909 г.: он посвятил изучению православной веры все свои силы и должен был оставить ее с душевными страданиями. В очередной раз Л. Н. Толстой объясняет своему корреспонденту, почему он выбрал именно такой путь, аргументируя свою позицию тем, что существует множество нехристианских религий, последователями которых являются миллионы людей, и масса религиозных философов, которые решали религиозную проблему по-иному, нежели христианство (79, 53–58).

Примерно та же аргументация повторяется и в письмах священнику села Мелешково Подольской губернии Стефану Козубовскому. Священник проявил сердечную заботу о писателе, называя Толстого «братом по человечеству», а себя – «Ваш молитвенник и искренний доброжелатель» (78, 302). Отвечая отцу Стефану, Л. Н. Толстой в очередной раз подчеркнул, что категорически не разделяет представление о Боге как о Личности и саму возможность обращения к Богу с молитвой отвергает, считая эту идею первым шагом к ограничению Бога и грубому антропоморфизму (78, 300–302). Интересно, что писатель специально оговаривает, что не собирается вступать со своим корреспондентом в полемику: «Не думайте, пожалуйста, что хочу оспаривать ваши верования, избави меня от этого Бог; я только радуюсь на людей, имеющих твердые верования – такие, какие, как я заключаю из вашего письма, имеете вы» (78, 301). Во втором письме Л. Н. Толстой констатирует, что его вера расходится с православной верой миллионов «достойных величайшего уважения людей», в том числе сестры-монахини и «очень большого количества людей, так называемой интеллигенции», а в конце письма просит «милого брата» оставить его доживать жизнь в тех религиозных убеждениях, к которым писатель пришел искренно (79, 107–108).

В рассказе о священниках, связанных с Л. Толстым, уникальна история «отпевания» писателя.