Однако Толстого не сажали в тюрьму, не отправляли в Сибирь и даже не высылали в Англию, как его друга Черткова. Он жил в Ясной Поляне и продолжал писать о Церкви в еще более резких выражениях, чем до «Определения». Но сажали в тюрьмы и ссылали на Кавказ и в Сибирь тех, кто разделял его взгляды. И это было худшей казнью для Толстого, придуманной Победоносцевым, но принесшей совсем не те плоды, на какие он рассчитывал. Запрещение религиозных произведений Толстого в России и преследование распространявших эти взгляды способствовали широкой популяризации идей Толстого, в которых видели скрываемую государством и официальной Церковью правду. Так что главным популяризатором Толстого стал… Победоносцев.
С начала восьмидесятых годов виднейшие церковные лица — архимандрит Антоний (Храповицкий), архиепископ Херсонский и Одесский Никанор (Бровкович), архиепископ Харьковский и Ахтырский Амвросий (Ключарев), архиепископ Казанский и Свияжский Павел (Лебедев), известные священники, профессора духовных академий — публично спорили со взглядами Толстого, когда еще ни одно из его религиозных сочинений не было напечатано даже за границей. Библиография статей и книг, направленных против взглядов Толстого еще до вынесения «Определения», насчитывает около двухсот наименований.
После публикации в «Церковных ведомостях» «Определения» об «отпадении» Толстого от Церкви поток церковной критики не только не уменьшился (о чем говорить, если человек сам «отпал»?), но вырос в геометрической прогрессии. Ведь появился повод говорить еще и об «отпадении», которое почему-то сами же критики упорно называли «отлучением». Эта «ошибка» вкралась даже в сборник статей «Миссионерского обозрения» под названием «По поводу отпадения от Церкви гр[афа] Л. Н. Толстого», составленный советником Победоносцева Василием Михайловичем Скворцовым. В разделе «Содержание» эта книга названа «Сборником статей по поводу
Спор Толстого с Церковью или Церкви с Толстым с самого начала представлял собой образец «испорченной коммуникации». Толстой видел себя в роли обвинителя Церкви, которая должна покаяться в своих грехах: инквизиции, оправдании войн и смертных казней и т. д. Но в итоге сам оказался в роли обвиняемого, да еще и без права свободного голоса. В результате о «вредном» учении Толстого широкая публика узнавала со стороны обвинения, которую Толстой считал стороной обвиняемой.
Это породило множество проблем, которые Синод вынужден был разрешить своим «Определением». Необходимо было перед всей Россией (и прежде всего православного духовенства, которое в лице приходских батюшек тоже начинало увлекаться идеями Толстого) обозначить принципиальное расхождение Церкви с Толстым. И хотя расхождение это было многократно обозначено в статьях церковных публицистов и проповедях известных священников (скажем, отца Иоанна Кронштадтского), в этом вопросе всё еще продолжала оставаться неясность.
Процесс отлучения Толстого от Русской православной церкви проходил в несколько этапов. Впервые этот вопрос возник в 1888 году, когда архиепископ Никанор в письме редактору журнала «Вопросы философии и психологии» Николаю Яковлевичу Гроту сообщил, что в Синоде готовится проект «анафемы» (!) Толстому. Толстой был не единственным кандидатом на «анафему». В список попали поэт Константин Михайлович Фофанов и сектант Василий Александрович Пашков. Однако текст этого проекта неизвестен.
В 1891 году харьковский протоиерей Тимофей Иванович Буткевич в десятую годовщину царствования императора Александра III произнес слово «О лжеучении графа Л. Н. Толстого», где цитировал апостола Павла: «Но если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема». Эта проповедь не имела бы серьезного значения, если бы о ней не написали газеты. Церковные проповеди против Толстого к тому времени были нередким явлением. Так, юрист и друг семьи Толстых Александр Владимирович Жиркевич 10 декабря 1891 года пишет в дневнике: «Невероятно! М-me Крестовская говорила мне, что будто бы отец Иоанн Кронштадтский во время “глухой исповеди”[33]
проклял Толстого, его учение и его последователей. Впрочем, наши священники способны и на такую нелепость; но как-то не верится, чтобы о. Иоанн, о доброте и милосердии которого ходят легенды, — сказал подобную нехристианскую пошлость».