«Хорошенькие», «полненькие», «с белой грудью» — это от дьявола, которому Толстой часто уступает, но не прощает себе ни одного поражения. Всё записывает в дневник! Потом, в старости, перечитывая записки своей молодости, он думал уничтожить их. Он понимал, какое впечатление они произведут на неподготовленного читателя. Однако — оставил. Зачем? А для того, чтобы люди знали, что даже такого грязного, порочного и отвратительного молодого человека, каким он себя считал, не оставил Бог. Ведь в результате получилось же из него
Нет, всё не так просто. Повесть с названием «Дьявол» Толстой написал в ноябре 1889 года за десять дней. И 20 лет прятал рукопись в обшивке стула, так и не напечатав. Объяснения, что он просто боялся показать эту повесть жене, тут явно недостаточно. Дело в том, что эта повесть была свидетельством самого главного поражения Толстого в игре с дьяволом.
«Софья Андреевна сегодня охвачена злом, — пишет доктор Толстого Душан Маковицкий 13 мая 1909 года, — гневно, злобно упрекала Л. Н. за повесть, которую нашла в его столе и которую он и не помнил, что и когда написал».
Как же не помнил? 19 февраля того же года Толстой написал в дневнике: «Просмотрел “Дьявола”. Тяжело, неприятно».
В повести рассказывалось о связи Толстого с замужней крестьянкой Аксиньей Базыкиной, его самом продолжительном и мучительном романе до женитьбы. Результатом этой связи был внебрачный сын.
Двадцать шестого апреля 1909 года зять Толстого Михаил Сергеевич Сухотин пишет в дневнике:
«Ездил со Л. Н. к Чертковым. По дороге заехали к одной бабе, у которой умер ночью неизвестный странник. Покойный лежал на полу, на соломе, лицо было прикрыто какой-то тряпкой. Л. Н. приказал открыть лицо и долго вглядывался в него. Лицо было благообразное, покойное. Тут же сидело несколько мужиков. Л. Н. обратился к одному из них:
— Ты кто такой?
— Староста, ваше сиятельство.
— Как же тебя зовут?
— Тимофей Аниканов[20]
.— Ах, да, да, — произнес Л. Н. и вышел в сени. За ним последовала хозяйка.
— Какой же это Аниканов? — спросил Л. Н.
— Да Тимофей, сын Аксиньи, ваше сиятельство.
— Ах, да, да, — задумчиво произнес Л. Н.
Мы сели в пролетку.
— Да ведь у вас был другой староста, Шукаев, — произнес Л. Н., обращаясь к кучеру Ивану.
— Отставили, ваше сиятельство.
— За что же отставили?
— Очень слабо стал себя вести, ваше сиятельство. Пил уж очень.
— А этот не пьет?
— Тоже пьет, ваше сиятельство.
Я всё время наблюдал за Л. Н. и никакого смущения в нем не заметил. Дело в том, что этот Тимофей — незаконный сын Л. Н., поразительно на него похожий, только более рослый и красивый. Тимофей — прекрасный кучер, живший по очереди у своих трех законных братьев, но нигде не уживавшийся из-за пристрастия к водке. Забыл ли Л. Н. свою страстную любовь к бабе Аксинье, о которой он так откровенно упоминает в своих старых дневниках, или же он счел нужным показать свое полное равнодушие к своему прошлому, решить не берусь».