Лев Толстой. Свободный Человек

«Софья Андреевна!

Мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: “нынче всё скажу”, и ухожу с той же тоской, раскаяньем, страхом и счастьем в душе. И каждую ночь, как и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачем я не сказал, и как, и что бы я сказал. Я беру с собой это письмо, чтобы отдать его Вам, ежели опять мне нельзя или недостанет духу сказать Вам всё. Ложный взгляд Вашего семейства на меня состоит в том, как мне кажется, что я влюблен в Вашу сестру Лизу. Это несправедливо… В Ивицах я писал: “Ваше присутствие слишком живо напоминает мне мою старость и невозможность счастия, и именно Вы…”

Но и тогда, и после я лгал перед собой. Еще тогда я бы мог оборвать всё и опять пойти в свой монастырь одинокого труда и увлеченья делом. Теперь я ничего не могу, а чувствую, что я напутал у Вас в семействе, что простые, дорогие отношения с Вами как с другом, честным человеком, — потеряны. А я не могу уехать и не смею остаться. Вы, честный человек, руку на сердце, не торопясь, ради Бога не торопясь, скажите, что мне делать. Чему посмеешься, тому поработаешь. Я бы помер со смеху, ежели бы месяц назад мне сказали, что можно мучаться так, как я мучаюсь, и счастливо мучаюсь, это время. Скажите как честный человек, хотите ли Вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело Вы можете сказать: “да”, а то лучше скажите “нет”, ежели есть в Вас тень сомненья в себе.

Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать “нет”, но я его предвижу и найду в себе силы снести; но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасней».

Получив письмо, Соня пошла в девичью комнату и заперлась на ключ. Лиза стала стучать в дверь.

— Соня! — кричала она. — Отвори дверь, отвори сейчас!

Дверь открылась. Соня молчала, держа в руке письмо.

— Говори, что le comte[24] пишет тебе! — закричала Лиза.

— II m’a fait la proposition[25].

— Откажись! Откажись сейчас же!

Соня пошла в комнату, где ее ждал Толстой.

— Разумеется «да»! — сказала она.

Через несколько минут начались поздравления. Лиза в своей комнате рыдала. Потом, узнав о решении Сони, будет рыдать кадет Поливанов. Когда Соня и Толстой венчались в кремлевской церкви, он держал над головой невесты венец. «Поливанов испил чашу до дна», — вспоминала Софья Андреевна.

«Молодые» уехали в Ясную Поляну в тот же день, когда состоялось венчание. Провожая Соню, рыдала вся семья Берс, кроме Андрея Евстафьевича, который был болен и не в духе. Новобрачные зашли к нему в комнату попрощаться.

Для поездки Толстой специально купил дормез, огромную карету, в которой можно лечь во весь рост. «В день свадьбы страх, недоверие и желанье бегства. Торжество обряда. Она заплаканная. В карете. Она всё знает и просто. В Бирюлеве. Ее напуганность. Болезненное что-то. Ясная Поляна… Ночь, тяжелый сон. Не она».

Не она? Что значили эти слова?

И еще он пишет в дневнике о странном видении, которое возникло в доме Берсов, когда они остались с Соней вдвоем как жених и невеста. «Непонятно, как прошла неделя. Я ничего не помню; только поцелуй у фортепьяно и появление сатаны».

Двадцать четвертого сентября 1862 года граф Лев Толстой и графиня Софья Толстая прибыли в яснополянское имение…

Роковая ошибка

«В день свадьбы страх, недоверие и желанье бегства».